– Товарищ лейтенант, впереди немцы! Вижу шесть грузовых машин, крытых брезентом. Рядом до роты солдат. Что будем делать?

Спокойный голос лейтенанта ответил:

– Не суетись, сержант. Будем действовать, как и договаривались. Всем приготовить оружие к бою. Поравняемся с немцами, откроем огонь. Вострецов, прибавь скорость до полной и не дергайся.

Гришка и не дергался, в подобной ситуации ему уже приходилось быть, когда их разведгруппа под командой Николая Селиванова и освобожденные ими военнопленные красноармейцы на-ткнулись в степи на немецкую колонну. Тогда из передряги удалось выбраться только ему. Гришка надеялся, что в этот раз все будет иначе. Он надавил на газ, машина с ревом понеслась к немцам. Они стояли кучкой рядом с одной из машин. Похоже, что-то обсуждали. Неожиданное появление колонны их встревожило, но, видя перед собой немецкий автомобиль и солдат в немецкой форме на переднем сиденье, они подвоха не заподозрили. Только немецкий офицер в фуражке встал на пути следования автомобиля, махнул рукой и что-то спросил. Вострецов, не сбавляя скорости, крикнул в приоткрытое окно на немецком языке, чтобы он посторонился. Офицер понял, отступил, приветливо улыбнулся. Прозрение пришло к немцам, когда из окон «Опеля», с брони танка и из полуторки по ним открыли огонь из винтовок, автоматов и ручных пулеметов. Снаряд, выпущенный из танка, угодил в одну из немецких машин. Брошенная Брагиным граната повредила вторую. Взрывы добавили паники среди немецких солдат. Когда они пришли в себя, до замыкающей колонну полуторки с красноармейцами было более десяти метров. Ей-то и досталась вся ярость озлобленных немцев. Трассирующие пули понеслись вслед колонне, поражая бойцов в кузове автомобиля.

До позиций частей Красной армии добрались с потерями. В полуторке привезли четверых убитых и пятерых раненых. Удалось прорваться и дивизии. Через озеро Дед-Хулсун она вышла севернее поселка Олинг, где и заняла оборону. Но не всем удалось сразу выйти из окружения. Еще полмесяца бойцы группами и поодиночке пробивались к своим, но многие так и остались лежать в холодной калмыцкой степи или попали в плен. Дивизии не удалось избежать потерь в живой силе и технике. И они были велики…

Вострецова, как и его товарищей, огорчало, что наступление остановилось и пришлось отступить, но все надеялись, что оно продолжится, надеялись, что это временная неудача, понимали, что перед новым рывком нужна передышка. Этот временный отдых дал Гришке возможность написать письма матери и сестре в Ярославль и Маше в Астрахань. Теперь ему нечего было стыдиться. Своей кровью он искупил вину и вернул себе доверие, звание и награды. Эту радостную новость через три дня после выхода дивизии из окружения ему неожиданно привез все тот же лейтенант Гордеев.

Оперуполномоченный явился в полк с особым заданием расследовать причины его окружения и отступления, где и узнал от командира роты о воинской смекалке и геройском поведении бойцов Степана Бражникова и Григория Вострецова. Лейтенант нашел время переговорить с Гришкой, а напоследок похвалил:

– Молодец, Вострецов! Кстати, на повторном допросе легионер из туркестанского батальона, если не ошибаюсь, Рустам Закиров, чтобы вымолить себе пощаду, поскольку за ним водились кое-какие грехи, снова подтвердил, что накануне захвата частями Красной армии селения Хулхута всячески помогал некоему красноармейцу-разведчику, которого немцы пытали для того, чтобы узнать у него о каких-то важных документах.

– Как же, помню. Его охранять меня поставили, а утром, когда наши бойцы в Хулхуту вошли, он меня им и передал.

– Значит, все верно. В который раз убеждаюсь, что не зря я тебе поверил.

То, что ему поверил оперуполномоченный Гордеев, Гришку радовало, но теперь было важно, чтобы поверила Маша. А может, она все это время не переставала верить? Этого он не знал и надеялся узнать о ее чувствах к нему из ответного письма девушки.

Гришка, сидя на корточках, дописывал письмо, когда к нему подошел Бражников. Степан сел рядом на дно окопа, закурил, бросил взгляд на письмо.

– Амурное послание возлюбленной?

Вострецов покосился на Степана, заложил огрызок химического карандаша за ухо, свернул листок в треугольник.

– Вроде того.

– Наверное, Маше, которую ты во сне видел.

– Ей.

Гришка отчего-то решил поделиться с товарищем и рассказал Бражникову о том, что было между ним и Машей. Степан успокаивать не стал.

– Ты больно не тешься, кто знает, может, и отвернулась от тебя твоя Маша, после твоего пребывания в НКВД. У меня друг был, так тот в тридцать шестом от родителей отрекся, когда их врагами народа объявили. Правда, и я с ним после этого водиться не стал.

Слова Бражникова заставили его задуматься, а это побудило к тому, чтобы быстрее отослать письмо и выяснить все окончательно. Гришка снова взялся за карандаш, поднес ко рту, смочил слюной, начал писать адрес.

– А я тебе, Вострецов, новость хорошую принес. Командование за наши с тобой геройские дела удовлетворило просьбу и дало добро продолжать службу в полку, в котором мы приняли первый бой с немцем. Так что готовься, товарищ младший сержант, сегодня отбываем в расположение нашей родной части.

Гришка бросил писать, расплылся в улыбке.

– Вот так новость!

– Новостей много, и хороших, и плохих. Сплошной линии фронта нет, неизвестно, откуда фрицы могут нагрянуть. В общем, неразбериха. Говорят, заместитель по тылу из шестой танковой бригады чуть полевую кухню немцам не отвез. Заплутал капитан в степи. Опомнился уже перед немецкими окопами, развернулся и тикать. Немцы не дурашки, тоже поняли, что к чему, вслед стрелять стали. Кухню изрешетили. Короче, остались у Кричмана танкисты без чая.

– И у нас в полку было такое. Мы тогда от Улан-Эрге к «Ревдольгану» отступили, а ефрейтор Великанов об этом не знал, повез кухню в Улан-Эрге, да чуть было в лапы к фрицам не попал. Опять же неразбериха виновата.

– Да-а, обозникам сейчас тоже нелегко: то снег, то дождь. Дороги в болото превратились, грязь непролазная. Один из них рассказывал, лед на Волге еще толком не встал, переправляться тяжело. От всех этих бед и со снабжением плохо, и с водой. Хорошо, от дождя и снега хоть в этом польза есть. Только успевай котелок вовремя подставлять. А про неразбериху ты, Григорий, верно сказал. Бардака у нас в армии хватает. Говорят, неделю назад наши самолеты сбросили бомбы на позиции восемьсот девяносто девятого полка.

Вострецов возмутился.

– Это что же, своих побили?

– Обошлось. Из пяти сброшенных бомб только две взорвались, но никто не пострадал.

– Повезло. Обиднее нет от своих же пуль или снарядов погибнуть.

– Это верно, но такое непотребство сейчас редко случается, в сорок первом хуже было. Плохо, что немцы зашевелились, наши позиции то и дело на прочность проверяют.

– Наверное, хотят за Хулхуту посчитаться.