слышала. Она могучая ведьма, не чета тебе!

– И что, теперь героем в Яргород вернешься? На вдове женишься? Думаешь, пойдет она за тебя?

– Вдове? – Он усмехнулся, пусть и дрожали трусливо губы. – А князь твой о правде-то умолчал! Не жена ему Людмила, не признал Владимир ритуал. Вот кто вернет княжну домой, тот и мужем ей станет.

Это многое проясняло. Рогдая. Ратмира. Самого Фарлафа, вдруг возжелавшего выслужиться. Но Фира от новых знаний не ощутила… ничего. Будто выгорело нутро до пустыни черной, будто не осталось в ней ни капли жизни.

Ни капли света.

– И зачем тогда… убивать? – Слово далось с трудом.

– Не будь дурой, Дельфира. То нам обоим на пользу. – Фарлаф, не то осмелев, не то почуяв слабину в ее дрожащем голосе, от дерева отлепился да вперед шагнул. – Я привезу отцу княжну. Ты останешься на воле и сможешь… демон знает, о чем ты там мечтаешь, но давай. Ты свободна!

– Свободна. – Фира кивнула. – Да, свободна…

И вновь рукой взмахнула. Хлестнула по воздуху еще одна огненная плеть, подняла из травы меч и в ладонь ее вложила. Фарлаф даже вскрикнуть не успел.

Хватило шага, чтоб рядом с ним очутиться и живот его пронзить клинком, окропленным Руслановой кровью.

– Свободна от заветов Творца.

Брат выпучил глаза, захрипел, в плечи Фиры вцепился. Потекли по гладкому подбородку струйки алые, густые.

– Т-тварь… – Фарлаф пошатнулся.

Фира вытянула меч и с криком вонзила его снова, снизу вверх, под ребра, чувствуя, как сталь раздирает тугую плоть, как режет жилы, ломает кости. А потом отступила, разжав пальцы.

Фарлаф рухнул лицом вперед. Рукоять в твердь уперлась, и он повис, на клинок насаженный, в пяди от земли. Застыла поникшая голова, лишь блеклые рыжие волосы покачивались на ветру, оглаживая шелестящие травинки, сплетаясь с ними; темнели на зелени пятна крови.

Щеки обожгло, и Фира коснулась влажной кожи. Она плакала и не понимала этого. С самого пробуждения мир был затянут пеленой и размыт, потому слезы ничего не изменили.

И Руслан… всё еще мертв.

Она медленно повернулась и побрела к нему, ног не чувствуя. Опустилась рядом на колени, упала на грудь широкую, вдавилась в нее с такой силой, будто это могло заставить биться растерзанное сталью сердце.

Но оно молчало.

Руслан был…

Рыданья всё же вырвались из искривленного рта, сотрясли тело, и Фира, подвывая, одну дрожащую ладонь к кровавой ране прижала, другой коснулась торчащего из земли у его плеча корня.

– Матушка, прошу…

Но сколько ни лились чары из пальцев лазоревыми волнами, сколько ни омывали мертвую плоть, Руслан не шелохнулся. Не вздохнул.

Фира всхлипнула, отстранилась. Затем вскочила и к коням бросилась.

Возле Бурана замерла на миг, послушала мерное дыхание Людмилы, по волосам ее погладила:

– Прости, я скоро.

И к вороному подбежала да гусли с седла сорвала.

Проклятые демонские гусли, над поломкой которых еще совсем недавно Фира сокрушалась. И которым так радовалась, принимая целехонькие из рук Наины.

Прав был отец: голоса в голове всегда от лукавого.

– Ты слушаешь, ведьма? – прошипела Фира, к струнам склонившись. – Али уже без надобности? Но ежели слушаешь… знай, я приду за тобой.

А затем с воплем яростным обрушила резное крыло на ближайший камень. Раздался треск, пара струн лопнула, хлестнув по пальцам, и Фира, замахнувшись, ударила по камню снова. И снова, и снова, пока не полетели во все стороны щепки, пока не остались в руках лишь жалкие обломки, пока запертое внутри перышко не взмыло над камнем, а потом медленно не опустилось вниз, прямо в подставленную ладонь.

Фира стиснула кулак, отряхнулась и кинулась обратно.

Чары уже кипели в крови, вырываясь наружу пламенем. И тлело перо меж пальцев, так что, когда Фира опять возле Руслана присела, остался в руке только пепел. Она сдула его, по ветру развеяла и запрокинула голову, в небеса вглядываясь.

– Приди, страж, – одними губами промолвила. – Призываю тебя, приди.

То был старый сказ, древний настолько, что Дотье его еще прабабка напевала, а той – ее прабабка. И не то чтобы Фира верила в каждое его слово, но разве ж мало повидала она за этот путь чудес? Разве ж мало диковинного узрела? И разве не отдал ворон ей перо добровольно, как в том самом сказе про стража граней, верного спутника Марены?

Но напрасно Фира ждала его с небес, напрасно всматривалась и вслушивалась, надеясь различить хлопки огромных крыльев, а может, и карканье грозное. Ибо ворон не прилетел, не обрушился на нее с высоты…

Он возник из ниоткуда, из пустоты выткался, из воздуха прямо перед лицом, по щекам хлестнул четырьмя крылами и наконец присел подле Руслана. На него уставился, на Фиру взгляд перевел, склонил голову, сверкнув гребнем костяным, и моргнул всеми шестью глазами.

– Привет, вещий. – Фира хотела улыбнуться, но всхлипнула и на миг рот рукой зажала. – Прости… прости, что потревожила. Прости, что призвала.

Ворон каркнул, и она закивала судорожно, в рубаху Русланову вцепилась и взмолилась:

– Прошу, спаси его. Ты с Мареной знаешься, меж гранями странствуешь, ведаешь, где живую и мертвую воду искать. Я не знаю, для чего ты перо мне даровал, но ежели в благодарность… помоги.

Ворон снова посмотрел на Руслана. Затем отлетел в сторонку, на месте закружился, все крылья расправив, и вдруг на спину Фарлафа вспорхнул, впился когтями в плоть, разрывая котту, и на Фиру воззрился.

– Что? Нет, не его… Руслана…

Ворон встряхнулся, каркнул дважды, и послышалось ей в этом карканье: «Беру. Служить».

– Тебе… нужен слуга?

«Марена», – отозвался ворон.

– Хорошо… Хорошо.

Фира руки к груди прижала, наблюдая, как впиваются когти птичьи в спину брата ее еще глубже, почти вырывают хребет, да как поднимает ворон тело бездыханное над землею вместе с торчащим из груди мечом и растворяется в воздухе.

А в следующий миг воротился вещий уже один.

Пролетел над Фирой, каркнул раз – выпала наземь из клюва склянка крошечная, прозрачная.

«Мертвая», – прозвучало в голове.

Полетел обратно, каркнул еще – и выронил вторую, которую Фира успела подхватить.

«Живая».

И взметнулась черная тень в небеса да истаяла там без остатка.

Фира воду живую отложила, мертвую подняла и зубами пробку деревянную вытащила. Осторожно, медленно, чтоб ни капли не расплескать. А как спрыснула водою той грудь Руслана, так и затянулась рана прямо на глазах, только рубаха осталась багровой от крови и прорезанной.

Дрожащими пальцами Фира выдернула пробку из второй склянки, спрыснула его водой живою и застыла, боясь пошевелиться. Боясь спугнуть чудо.

Тянулась часть за частью, ночь накрыла лес и опушку темным шелком, и Фира светоч в ладони запалила, так яро вглядываясь в лицо Руслана, что защипало глаза.

И наконец веки его дрогнули, а грудь приподнялась от первого тихого вздоха.

Не смотри с укором, не хмыкай, не суди. Порой смерть милостивей жизни и дарует не только освобождение, но и новый путь.

Запомни: Марена наперед мыслит, и нет средь слуг ее злых и ничтожных, зато полно слабых и заблудших, коим предстоит еще не один выбор, не один сложный шаг, не одно прозрение.

Легко отпустила она Руслана, ибо длинна и извилиста его Явья тропа, а Фарлафа ждут иные дороги, иное исцеление, иная судьба.

Просто час настал.

Что до Фиры…

Нет, не так, слушай дальше. Мы почти кончили, но вот в этом «почти» вся суть и сокрыта.

Песнь шестая. Преданья славы и любви

Глава I

Грудь саднило сильнее, чем после удара разбойничьим бревном. Казалось, Руслана на живую взрезали, ребра раздвинули, в нутре покопались и всё обратно зашили. Но не было на коже ни стежков, на царапин, ни кровоподтеков. Даже рана, в бою с Черномором полученная, и та затянулась, только дыра в рубахе осталась.

И еще одна появилась, прямо над сердцем. Может, оно и ныло так отчаянно, что мешало дышать?

Ощупав себя с ног до головы, Руслан ладонями от земли оттолкнулся и вскочил, но тут же запнулся о корень и за дерево