— Холд, — поспешила ответить я, ибо пауза затянулась уже не просто неприлично, а вопиюще. — Он…

— Мы живем вместе.

Мобиль резко вильнул, напугав группу рабочих, идущих по тротуару, и, собственно, своих пассажиров.

— Не вместе, а рядом, — поправила я, приглаживая вставшие дыбом волосы. — Холд работает на моего соседа, бригадир на соседнем участке.

Ренрен успокоенно кивнул и даже слегка улыбнулся, но Холд словно задался целью попасть в переделку.

— Итара в шаге от того, чтобы сдать мне свою комнату.

— Неправда.

— Я что, зря пресс качаю? — деланно обиделся вредный Холд, оборачиваясь назад. — Представляешь, так и сказала: «Хочу вставать пораньше, спускаться на кухню и любоваться твоими кубиками на животе».

Мобиль сорвался с места с такой скоростью, словно пустынник со всей силы вдарил по газам.

Семиликий, надеюсь, до дома мы доедем. Живыми.

— А у тебя… — не унимался Холд.

Если он спросит у Ренрена про его собственный пресс, я не удержусь и тресну белобрысого по затылку. Ага, сниму туфлю и со всей дури врежу. Вдруг поумнеет?

Но бригадир удивил.

— …какие у тебя планы на Итару?

И если Холд просто удивил, то пустынник вообще потряс.

— Матримониальные, — и сказано то было со спокойствием и уверенностью горного льва, приметившего хромую добычу.

Если, конечно, львы водят дорогие магические мобили.4e3c41

— В смысле? — пришли к единству слов и мыслей мы с бригадиром.

Впервые на моей памяти пришли.

Ренрен плавно вошел в поворот, чудом разъехался с экипажем и вырулил в частный сектор. Здесь дороги оказались не просто хуже. Как таковых здесь их просто не было. Мобиль конвульсивно затрясся, подпрыгивая на ухабах и ныряя в ямы, но даже это не помешало пустыннику ответить на вопрос.

— Свадьба. Дети. Любовь.

После такого жутко захотелось выпрыгнуть из мобиля на полном ходу и кинуться прочь по улице без оглядки. Рекс почуял мое напряжение и завозился, Холд громко и выразительно заржал.

— А не боишься? Все-таки Итара — это предпоследняя женщина во всей империи, на которой здравомыслящий мужик решит жениться.

Ну-с спасибо.

Не удержалась и все-таки врезала блондинчику по затылку. Правда, не туфлей, но рука у меня тоже тяжелая. Тот только громко хохотнул и потер ушибленное место широченной ладонью.

— Я обязан, — спокойно отозвался наш водитель, словно речь шла не о церемонии сочетания судеб и клятвах верности, а о бытовых обязанностях. Мол, я обязан выносить мусор, обязан мыть посуду, обязан не разбрасывать грязные носки по всей комнате.

— Итара влюблена в меня, — заявил Ренрен. — Как порядочный мужчина, я должен принять ее чувства и предложить брачную клятву.

Я? В него? Я в него… что?

— Что-то не вижу на лице ее радости, — сообщил Холд.

Да потому что я в шоке, идиот.

— В Итаре течет кровь пустынников, — видя наше общее недоумение (там даже Рекс присоединился, но, возможно, его просто слегка укачало от тряски), пустился в объяснения Ренрен. — Магия в нашей крови весьма специфична, она стирает из памяти наши лица, делая нас неузнаваемыми даже друг для друга. Чтобы не потерять близких людей, пустынники учатся смотреть не памятью, а сердцем.

— И в чем разница?

— Сердце стучит только сейчас и никогда в прошлом. Воспоминания же всегда нечеткие. И даже самые яркие из них надо подвергать сомнениям.

Помнится, что-то похожее говорил один из пустынников, у которого я спрашивала про эту особенность их народа.

— Наш народ не говорит «я тебя люблю». Мы заменяем эту фразу на «я тебя вижу». Магия стирает лица, но не чувства. Сердца пустынников всегда помнят дружеские чувства, любовь, привязанность, впрочем, как и глубокую ненависть, поэтому мы способны запоминать и отличать одних собратьев от других… Итара видит меня. По нашим законам этого достаточно, чтобы вести переговоры о свадьбе.

Вот так новость. А почему меня раньше об этом не предупредили? Ну там инструкцию выдали, на крайний случай учебник дали почитать.

— Да, но видишь ли ее ты? — ухмыльнулся Холд.

Ренрен промолчал. 

К моему огромному облегчению, домой мы доехали невредимые и в молчании.

Пока несчастного Рекса тошнило в ближайших кустах, мы с бригадиром немного постояли у калитки, обменялись взглядами, кивнули и разошлись.

А вот дома меня уже ждал сюрприз.

— Какого ху… художника здесь происходит? — рявкнула я на близнецов, кисточками малюющих злую харю на обоях в коридоре.

— Тетя Итара, — обрадовались те, побросав орудия труда в малярный лоток, и бросились ко мне.

Я бы не удивилась, будь это радостный порыв не то обнять, не то придушить хозяйку дома. Но Марк и Энги стянули с голов самодельные бумажные треуголки и принялись… жаловаться.

— Он такой страшный, — кричал Марк.

— Он беспощадный, — поддакивал его брат.

— Он нас эксплуатирует.

— Это вообще законно?

Они продолжали наперебой что-то говорить, а я стояла и тупо хлопала ресницами, пораженная до глубины души.

Передо мной точно близнецы господина Заленваха? Куда делись неукротимые, неугомонные, неподконтрольные шалопаи, которые смогли дать отпор даже команде пустынников?

Нет, забыли все прошлые вопросы. На повестке дня другой: КТО тот великий воспитатель, что нашел те самые ежовые рукавицы?

Пока соображала, дверь в комнату нового квартиранта неслышно распахнулась и в щелочку выглянула голова дизайнера.

— Госпожа Кэбот, — позвал он, пугливо выглядывая из комнаты. — Я все убрал. Теперь можно идти гулять? То есть, мне в город надо, вещи забрать из камеры хранения.

Потрясенно кивнула.

Что, блин, происходит?

Быстро схватив с вешалки свою куртку, Трикс пробежал по коридору и выскочил за дверь.

— Та-а-ак… — донесся со второго этажа чей-то противный голосок.

— Идет, — неожиданно забеспокоились близнецы, нахлобучивая шляпы и подхватывая малярные кисти, а я напряженно уставилась на лестницу.

По ступенькам важно спускался толстый хомяк. Крошечные ручки сложены за спиной, пузо горделиво выпячено вперед, голова высоко задрана, взгляд черных глаз-бусин цепкий и всепроникающий.

— Где была? — спросил он тем самым тоном, каким обычно делают это мамы, давая понять, что кое-что уже знают, но дают тебе последний шанс рассказать все самой.