Дружба Миа с Финном быстро вошла в свое прежнее русло, да и в ее отношениях с Миа восстановилось своего рода перемирие. Однако гнев смог по-настоящему угаснуть лишь после похорон матери. Когда приехал катафалк, Кейти увидела Миа на верхней площадке домашней лестницы – ее пальцы касались рамки фотографии, на которой их мать была запечатлена в летнем розовом сарафане с развевающимся вокруг колен на легком ветерке подолом. Обернувшись, она улыбалась, прикрываясь рукой от солнца. Две мягкие ямочки обрамляли ее улыбку, точно скобочки.

– Она была красавицей, – сказала Кейти.

Миа обернулась. На фоне черного платья ее обрамленное темными волосами лицо выглядело настолько бледным и осунувшимся, что она походила на призрак.

– Надо было у нее спросить, где она сфотографировалась. Чему улыбалась. Надо было все спросить.

Вот тогда-то Кейти и протянула руки, а Миа кинулась в ее объятия. И они оставались неподвижными до тех пор, пока не услышали, как внизу многозначительно откашлялся водитель ритуального автомобиля.

– Так, на всякий случай, – напомнила о своем присутствии официантка, заставив Кейти вздрогнуть посреди воспоминаний. – Я вообще-то через пару минут закрываюсь.

– Да-да, конечно. Извините. – Закрыв дневник, она поднялась из-за стола и, достав из кошелька пятидолларовую купюру, оставила ее в качестве чаевых за задержку служащей.

Вечер на улице оказался теплым и влажным, что показалось Кейти немного неожиданным после кондиционированной прохлады кафе. Она побрела по улице с дневником под мышкой. Ее мысли все еще были заняты Финном.

Она увиделась с Финном в аэропорту, куда привезла Миа, впервые за долгие месяцы. Ей потребовалось немало усилий, чтобы избегать как его самого, так и всего, что о нем напоминало. Она больше не слушала «Кэпитал рэдио» – радиостанцию, на которую помогла ему устроиться в качестве младшего продюсера, и не бродила в Баттерси-парке по Норт-Кэрридж-драйв, которая вела к араукарии, под которой они как-то сидели.

Она уже было начала мысленно поздравлять себя с успехом, увенчавшим приложенные ею усилия, как вдруг увидела его идущим навстречу Миа с небрежно висящим на плече рюкзаком и поняла, что все они оказались напрасны. От нее не ускользнули мельчайшие детали: тонкие морщинки в уголках его глаз, которые расходились солнечными лучиками, когда он улыбался; легкая непринужденность его тона, когда он спросил: «Едем с нами?»; исходящий от его кожи запах мыла, когда он поцеловал ее на прощание.

Когда она в одиночестве ехала из аэропорта, поглядывая на пустое пассажирское сиденье, зазвонил сотовый. На какое-то нелепое мгновение она представила, что это Миа или Финн, которые хотят сказать ей, чтобы она раворачивалась и летела вместе с ними. Но это оказался Эд. Запихнув телефон в бардачок, она включила музыку, и, вместо того чтобы вернуться к себе в квартиру, съехала с шоссе М25 и, следуя указателю, двинулась в западном направлении.

Проведя за рулем пять часов, она добралась до Корнуолла с онемевшими руками и начинавшейся от напряжения головной болью. Припарковавшись возле их бывшего семейного дома, она была рада отсутствию в нем его новых владельцев: никто не сможет увидеть, как она бродит по дорожке, проводя рукой по высаженным матерью кустам лаванды.

Затем, приехав в Порткрэй, она прошла по дорожке среди скал – ее ногам было очень неудобно в туфлях на неровной каменистой тропе – и там расплакалась. Ветер уносил ее громкие судорожные рыдания в открытое море.

Позже, когда глаза высохли, она залила в бак бензин и отправилась назад в Лондон.

Сейчас, остановившись на улице, Кейти решила присесть на низкую кирпичную стенку, чтобы передохнуть. Интересно, где теперь Финн? В Лондоне? В Корнуолле? А может, его вообще нет в Англии? Подыскал ли он себе новую работу? Думал ли ежедневно о Миа, так же как она? И думал ли он о ней самой?

Она сожалела, что так повела себя на похоронах. Это было непростительно. Она потеряла контроль над собой и ударила его по лицу – и вовсе не потому, что он вернулся домой без Миа, а за то, что он с ней уехал.

(Западная Австралия, февраль)

Миа ощущала на щеке солнечное тепло, слышала приятный плеск воды поодаль, чувствовала доносимый до нее ветерком запах соли. Она чуть приоткрыла глаза, и на кончиках ее ресниц заиграл весь спектр цветов. Прикрыв глаза от солнца рукой, она заморгала, всматриваясь в окружающий мир. Синее небо. Море. Бескрайний горизонт. Красные глыбы скал. Она спала на скалах. С Финном.

Чуть повернув голову, она ощутила затекшие мышцы шеи. Финн лежал рядом, укутавшись в свой спальный мешок, отбросив одну руку в сторону. Его губы были слегка приоткрыты, дыхание казалось медленным и поверхностным. Лучи восходящего солнца падали ему на лицо, освещая чистые поры кожи около носа и пробивавшуюся на подбородке щетину – каштановую, с янтарным оттенком ближе к губам.

Она вздрогнула от внезапного воспоминания: его губы касаются внутренней стороны ее локтя. Тут же вспомнились другие моменты: ощущение его губ на ее губах, ее руки на его спине, его язык, ласкающий ее соски, ощущение мягкости его плеча, в которое она впилась.

Обнаженная, она выскользнула из спального мешка. В воздухе царила прохлада. Торопливо и бесшумно она нацепила на себя нижнее белье и натянула через голову платье, даже не обратив внимания, что оно оказалось наизнанку. Нагнувшись за шлепанцами, она случайно задела ногой пустую бутылку из-под рома и застыла. Бутылка со звоном покатилась по камням, пока благополучно не попала в одну из расселин.

Финн заворочался. Перевернувшись на спину, он положил согнутую в локте руку себе на лоб, но так и не проснулся. Она задумчиво посмотрела на него, потом повернулась и со шлепанцами в руке стала пробираться среди скал. Спрыгнув с камней на плотный песок, побежала. Несмотря на пульсирующую головную боль, она не останавливалась, стараясь побороть неприятные ощущения в животе.

Она бежала по мелководью, и брызги воды разлетались от ее босых ног и сквозь платье мочили спину. Она бежала изо всех сил, и казалось, что ее голова вот-вот взорвется от боли. Свернув от берега к пустоши, она побежала по извилистой песчаной тропинке в направлении к городу.

Жесткая колючая поросль под ногами заставила ее надеть шлепанцы. Выпрямившись, она оглянулась на скалы и увидела спящего Финна в виде крохотной точки на фоне пустынного пейзажа. Было нехорошо так сбегать от него: он встревожится, когда, проснувшись, не обнаружит ее рядом. Но как она могла остаться?

Ей вспоминалась их ночь – ее спина на жестких камнях, безудержный поток лившихся из нее слов. Финн слушал ее так внимательно, что ей были слышны лишь свой собственный голос и шум волн. Потом он сказал ей: «Миа, когда я вхожу в комнату, я прежде всего вижу тебя». Не Кейти – ее.

Желание поцеловать его и заняться с ним любовью было непреодолимым. Она думала о том, как его руки нежно исследовали ее тело, пытаясь запомнить все его детали, словно она была некий мираж, который мог в любое мгновение исчезнуть. В его поцелуях было столько нежности, что Миа поняла, насколько всегда была для него желанна. Но был ли он тем, кого хотела она?