Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом досталось бабушке Алины, которая случайно наступила на спящую Ромашку. От визга собаки у старушки случилось подозрение на инфаркт, а потом кто-то нещадно кольнул пожилую леди в зад большой иголкой. Этот кто-то был в желтом сарафанчике и имел волосатую физиономию. Домовой заржал, как сивый мерин, и не отказал себе в удовольствии запечатлеть для потомков, как Алина выговаривает «бисовой бабе» и грозит нарумянить ей зад мухобойкой. Чуча же всерьез оскорбилась и сразу невзлюбила родственницу своей хозяйки. Лишь злобно на нее посматривала, поглаживая испуганную Ромашку. Собака удивленно смотрела на творящееся безобразие своими круглыми большими глазами, лишь изредка вздыхая и прижимаясь к боку Чучи. Наконец все ритуалы были пройдены и мы отправились во дворец бракосочетаний. Саша напрочь забыл о своей травме, разбитом носе и злой жене, ибо вновь вернулся за руль Адика, по которому невероятно сильно скучал. Мне, как жениху, предстояло корчить испуганное лицо и ерзать на заднем сиденье, пока друг уверенно вел машину. За нами пристроился и белый внедорожник Алиной подруги Ани, в котором сидела невеста и ее родня.
В ЗАГСе веселье продолжилось, когда стало понятно, что родители Алины забыли дома кольца. Нафаня ехидно прокомментировал ситуацию, а затем щелкнул пальцами, после чего я заметил, как мой карман потяжелел. Натужно улыбаясь и сдерживая желание хорошенько потрепать злого духа, хохочущего надо мной, я достал кольца из кармана, благодаря чему получил целый ушат критики от обрадованных родственников, с которых сняли подозрения в халатности. Алина не переставала мне что-то шептать на ухо и ободряюще поглаживать по руке, дабы я вконец не разошелся и не послал к черту всех присутствующих.
Затем обиделась Чуча, когда дородная тетушка, исполняющая функции регистратора, исковеркала фамилию Алины и мою до общей кучи. Домовиха, яростно сопя, опрокинула на блузку нерадивого работника чернильницу, ради такого случая вычищенную от пыли и залитую самыми настоящими чернилами, хотя на дворе был двадцать первый век и все пользовались шариковыми ручками.
Моя бедная голова шла кругом. Попробуй уследить за двумя излишне чувствительными домовыми, нервничающей невестой, веселыми гостями и не сойти с ума. Та еще задачка, доложу я вам. Но дальнейшее прошло более гладко. Нафаня погрузился в фотосъемку, продолжая мешать всем присутствующим, наблюдать за торжественной церемонией. Чуча ревностно охраняла хозяйку, стоя позади Али. И работник ЗАГСа получила возможность закончить то, что было начато. А именно объявила, что с этого момента, мы с Алиной полноценные муж и жена.
- Неужели, - выдохнул я, когда оторвался от губ Али.
- Да, супруг мой. Осталось выдержать ресторан, - улыбнулась Алина, прижавшись на миг к моей груди. Но насладиться одиночеством нам не дали. Гости и родственники вспомнили, что новобрачных нужно поздравить, обнять и задушить в своих объятиях. Только Нафаня едко угукал, щелкая без устали своим фотоаппаратом и показывал мне язык.
- Нафаня! – прошипел я уже в ресторане, заметив, чем занят злой дух. А он в свою очередь без стыда и совести пожирал красную икру пока никто не видел.
- Чего? – картинно спросил домовой, вытирая рот волосатой ладошкой. – Нафанюшке уж и икорки нельзя? Барин его совсем ополоумел. Пельменями кормит, яичницей постылой. А я, между прочим, дворянин. Мне по статусу положено есть деликатесы.
- Не ложкой же? Гостям оставь. Ты две тарелки опустошил уже.
- И что? Вот потому и кушаю, что гости ваши дурные нажрутся водки, песни петь начнут, да в еде спать.
- Это ты про себя? – саркастично спросил я, закуривая сигарету. Алина о чем-то разговаривала с подругами, родители были тоже заняты выяснением отношений на тему новобрачных, Сашка косился на выпивку, и благодаря этому никто не замечал, как я разговариваю сам с собой возле стола, с которого очень быстро исчезала красная икра.
- Нет. Про барынину бабку. Ты смотри. И в ус не дует, все бутылки поглаживает. Знаю я таких. Сидит, поглаживает, а потом барину по голове скалкой лупят, а Нафанюшка предупреждал, - старушка в конце длинного стола опрокидывала уже пятую стопку, пока никто не видел. Я вздохнул и окликнул Алину, показав пальцев на ее родственницу. Девушка охнула и, подобрав полы платья, бросилась спасать бабушку от алкогольного отравления.
- Ладно. Заканчивай икру уничтожать, дурилка мохнатая. Сейчас все разомлеют, накушаются и может отрываться. Только без фокусов.
- Так точно, барин. Я же хороший, - ухнул филином Нафаня, жадно облизываясь на жареную курицу, лежащую на серебряном блюде. – А курочку мне можно?
- Нет.
- А водочки?
- Нет.
- Злой ты, Андриюшко. Надо тебя розгами высечь, дабы неповадно было над маленьким домовенком смеяться. Жадный, как скорпион.
- Не жадный, а предусмотрительный, - дополнил я, отходя от стола с закусками. Домовенок набычившись, смотрел на меня, пока ему это не надоело. Пробормотав, что его барин совсем дурной стал, он поплелся допекать Чучу, которая дремала на стульчике возле входной двери.
Без фокусов не обошлось. Гости мирно ели, изредка прерываясь для того, чтобы громко завопить «Горько», заставив молодоженов целоваться на виду пьяных родственников. Чаще всего выкрики звучали от Нафани, который создал простую схему. Пока все поддерживают его крик, а мы с Алей целуемся, домовой успевал выпить полбутылки спиртного и даже закусить жареным мясом. Его напарницей в этом деле стала и бабушка Алины, которая о чем-то шушукалась с Нафаней в конце стола. Видимо ее не смущало, что собеседник похож на карликового вуки и щеголяет в роскошном смокинге, уже заляпанном икрой и соусами. Алина покачала головой и решила больше ничему не удивляться, но и тут вышла промашка.
Бабушка что-то поняла, ибо нестройно завопила и чуть не грохнулась со стула, показывая пальцами на другой конец стола, где сидел хмурый Нафаня и, скрестив руки на груди, критично посматривал на визжащую старушку.
- Черт сидит! – верещала Татьяна Ивановна, тыча пальцем в домового. – Рожи корчит. Смеется надо мной. Водку жрет!
- Приехали, - хмуро констатировал Алин папа. – Бабушка напилась.
- Нет! Вот он. Сатана!
- Сама ты сатана, - оскорбился Нафаня. – И нафталином ты воняешь, как шкаф наш. И зубы