— Какого рода? — спросил Гроба.

— Ну, кто-нибудь из надежных людей, симпатизирующих Германии.

— Есть такой человек. Мой бывший подчиненный. Мы с ним знакомы с войны. Араб.

— Как его зовут?

— Азиз Домет.

Подполковник записал.

— А откуда вам известно, что этот араб симпатизирует Германии?

— Я хорошо его знаю. Он готов умереть за Германию.

— Умереть — это тоже хорошо. Чем он занимается?

— Писатель.

— А это уже не просто хорошо, а замечательно. Значит, так. Капитан Вебер, — подполковник показал на капитана, — скоро выезжает в Палестину. Напишите открытку этому Домету, а капитан там пошлет ее по почте. Обсудите с ним текст.

х х х

Невысокий человек в светлом плаще шел в Хайфе по Нижнему городу так уверенно, будто прожил здесь много лет. Время от времени он останавливался у витрины и внимательно рассматривал выставленный товар. Несколько раз у него развязывался шнурок, и, завязывая его, он незаметно поглядывал на прохожих. Потом он свернул в подворотню, вскоре вышел оттуда и, осмотревшись, направился к центру. Человек в плаще был из тех, кого трудно описать: никаких особых примет, взгляд на нем не задерживался, казалось, он вот-вот растворится в толпе.

Увидев издали стоячий красный почтовый ящик, человек в плаще подошел к нему не сразу, а сделал небольшой круг и сел к арабчонку-чистильщику. Пока тот наводил блеск на туфли, человек в плаще спокойно осмотрел улицу. Заплатив мальчишке, он подошел к почтовому ящику, опустил приготовленную открытку и действительно растворился в толпе.

Утром Домет получил почту, увидел в ней открытку и немедленно узнал руку майора Гробы.

«Дорогой Домет, надеюсь, вы еще не забыли мой скверный почерк и легко его разберете. На случай, если вам понадобится велосипед, рекомендую купить его у моего знакомого, который хорошо разбирается в этом деле. Искренне ваш».

Домет ничего не понял. Зачем ему велосипед? И почему Гроба не написал фамилию своего знакомого? Как он его найдет «на случай, если велосипед понадобится»?

А через несколько дней раздался телефонный звонок, и кто-то с берлинским акцентом сказал:

— Добрый день. Полагаю, вы уже получили открытку. Меня зовут Эрвин Кляйншток. Если не возражаете, встретимся на базаре.

— А как я вас узнаю? — спросил Домет.

— Я сам к вам подойду, — ответил Кляйншток.

Домета удивило, что этот Кляйншток назначил встречу на базаре, но раз он знакомый Гробы… По привычке Домет пришел на четверть часа раньше времени, и все-таки ему не пришлось ждать ни секунды.

— Герр Домет? — тронул его за локоть человек в светлом плаще.

— Да. А вы — герр Кляйншток?

— Он самый. Пойдемте-ка в менее людное место.

Кляйншток привел Домета в кафе, ни разу не спросив дорогу, выбрал столик, сел лицом ко входной двери и, узнав, что Домет будет пить, заказал два черных кофе.

— Вы хорошо знаете Хайфу, герр Кляйншток. Бывали тут раньше?

— Да, но давно. С тех пор город изменился до неузнаваемости. К лучшему.

Они поговорили о Хайфе.

— Вы легко разобрали почерк… — сменил тему Кляйншток, но не успел докончить фразу, потому что подошел хозяин, неся на подносе кофе.

Дождавшись, когда они останутся вдвоем, Кляйншток повторил:

— Вы легко разобрали почерк на открытке?

— Да, конечно, ведь это…

— Так вот, — перебил его Кляйншток, — вам просили передать привет и отрекомендовали как нельзя лучше.

— Я польщен, но только не совсем понимаю насчет велосипеда.

Кляйншток кашлянул.

— Видите ли, я представляю в Палестине немецкую фирму по продаже велосипедов, и наш общий друг очень советовал мне обратиться к вам.

— Как он поживает?

— Прекрасно. Продвигается по службе. Очень высоко отзывался о ваших литературных талантах. Сказал, что ваша помощь будет неоценимой.

— Буду рад помочь, — начал Домет, — хотя не совсем понимаю, какого рода помощь вам нужна.

— Давайте встретимся завтра и тогда все обсудим. Адрес… нет, записывать не надо. — Кляйншток назвал центральную улицу и номер дома. — Когда будете звонить в дверь, не забудьте: два коротких звонка и два длинных. Было очень приятно с вами познакомиться, герр Домет. А сейчас мне пора. Я пойду, а вы не торопитесь.

Кляйншток расплатился и вышел.

Домет задумался над более чем странным раз — говором. Из памяти сразу исчезло лицо герра Кляйнштока, а на душе остался неприятный осадок. Но рекомендации майора было достаточно, чтобы Домет беспрекословно следовал указаниям Кляйнштока. К тому же вся эта история увлекала его своей загадочностью.

На следующий день Домет, сгорая от любопытства, отправился по указанному адресу, позвонил, как было условлено, дверь открыл герр Кляйншток, провел его в гостиную и усадил на диван, а сам сел напротив.

— Скажите, герр Кляйншток, а ваша фирма… — начал Домет.

— Моя фирма на самом деле называется Абвер, — сказал Кляйншток. — Вы знаете, что такое «Абвер»?

— Что-то военное.

— Военная разведка. Вас наверняка удивляет, что мы обратились к вам.

— В общем, да. Я же — не военный, а драматург.

— Мы обратились к вам не как к военному, а как к человеку, чувствующему себя немцем. Я не ошибаюсь?

— Нисколько. Германия — моя вторая родина, я воспитан в немецком духе, люблю Германию, готов служить ей душой и телом, я могу поклясться, — расчувствовался Домет.

— Не нужно. Перейдем к делу.

Беседа продолжалась без малого три часа. Кляйншток интересовался детством Домета, юностью, семейной жизнью, поездками в Европу, службой под началом майора Гробы, расспрашивал о связях с сионистами, о знакомствах в Германии. Особый интерес у него вызвал мистер Томпсон, для которого Домет составлял обзоры о настроениях арабов.

— Вы наблюдательны, — отметил Кляйншток, когда Домет, по его просьбе, подробно описал внешность мистера Томпсона.

— В то время я хотел создать свою оппозиционную газету на арабском языке, но мистер Томпсон сказал, что у него не то что на издание газеты — на бумагу для нее денег нет.

— Ну и скупердяи эти англичане, — заметил Кляйншток. — А мне ваша мысль о газете нравится. Я передам о ней по инстанции.

— У меня и название для газеты есть, — воодушевился Домет. — «Аль-Кармель».

Домет вернулся домой в приподнятом настроении.

— Что-то ты очень веселый сегодня, — заметила Адель. — Может, у тебя роман?

— Какой роман? Что ты болтаешь! Лучше дай поужинать.

— Как поужинать, так сразу подай-принеси. А как женщина я тебя уже не интересую. Даже не замечаешь, что у меня новая прическа.

Домет посмотрел на дурацкий хохолок.

— Красиво.

— Да тебе наплевать на мою прическу.

«Чертова Адель испортила весь аппетит. Но какое это имеет значение! Германия просит меня помочь ей! Наконец-то фортуна повернулась ко мне лицом. Германии нужно мое перо, мой талант. Может, потом я стану знаменитым разведчиком и напишу пьесу