– Я поступала так, как поступил бы любой.

Я смотрю по очереди на всех троих и все больше настораживаюсь, потому что выражения их лиц сменились с сердитого на раздраженное, а теперь… Они даже не хмурятся!

– Что? – рявкаю я, поставив кружку и вскочив на ноги.

Кэптен, главный воспитатель, занимает освободившееся рядом с Ройсом место, а Мэддок делает шаг вперед.

– Ты ошибаешься. Никто в нашем мире не стал бы помогать нам только потому, что им так захотелось. Они всегда действуют по какой-то причине. Мы уже обсуждали это.

– Что ж, а у меня не было никаких причин.

Теперь все трое уже ухмыляются. Ну Мэддок просто опустил глаза на старое дерево под ногами, а остальные двое точно ухмыляются, и я неловко переступаю с ноги на ногу.

Ройс ставит чашку на стол и бросается ко мне. Смеясь, он обнимает меня и поднимает с пола, крепко сжимая в объятиях.

– Вот это в точку, Рэй-Рэй. И мы хотим кое-что выяснить, – поддразнивает он намеренно сальным голосом.

Мэддок хлопает Ройса по затылку, и тот со смехом отпускает меня.

Я отталкиваю его, но не могу не улыбнуться, поэтому быстро хватаю свою чашку и ныряю обратно в дом.

Я наливаю себе еще кофе, когда к моей спине прижимается грудь Мэддока.

Какое-то мгновение он просто стоит там, и его горячее дыхание щекочет мою шею, вызывая мурашки на коже. Сердце начинает биться чаще.

– Что? – спрашиваю я, дыша чуть чаще, чем мне хотелось бы.

– Сама знаешь… – медленно шепчет он. – Ты оставила меня в постели одного.

– Я проснулась, а ты нет.

И мне нужно было глотнуть немного воздуха, потому что в моих легких был аромат цитрусовых и сосен, аромат Мэддока.

– Действительно, – урчит он. – Вчера ты ушла из моей кровати, хотя я сказал, что скоро вернусь. Ты должна была оставаться на месте. Но не стала.

Я сжимаю пальцы на ногах, чтобы не начать ерзать на месте.

– Может, тогда в следующий раз будешь говорить прямо?

– Что-то подсказывает мне, что результат будет тот же. – Его рука поднимается, и я слежу, как он убирает назад мои волосы. – Скажи, если я не прав.

– Ты прав. – Я откашливаюсь и тянусь за бутылкой сливок, но Мэддок перехватывает ее, вынуждая меня все-таки развернуться к нему лицом.

Он ухмыляется, ставит сливки рядом с нами и поднимает меня на столешницу.

У меня округляются глаза.

Ладно, да, мы флиртуем. Что не совсем хорошо, потому что так рано утром я плохо соображаю… и то, что передо мной стоит крепкий парень под два метра ростом, ни черта не помогает. Даже сидя на столешнице, я все равно задираю голову, чтобы посмотреть на него.

Пухлые губы, высокие скулы и необыкновенные зеленые глаза, которые сейчас приобрели оттенок изумруда. Темные густые ресницы и темные брови.

Засранец красив.

И снова эта ухмылочка…

Протянув мне мою дымящуюся кружку, он поднимает пластиковую банку со сливками и наливает их в мой кофе. Я говорю, когда хватит.

Он хмурится.

– Как это вообще можно назвать кофе?

– В моей версии это пятьдесят на пятьдесят. Половина кофе, половина сливок. Не все могут пить это дерьмо без всего, как ты, здоровяк.

Мэддок пристально смотрит на меня, и я делаю глоток, прежде чем снова встретиться с ним взглядом.

– Что?

– Ты спала.

Я нахмуриваюсь, и он придвигается ближе, чуть задрав голову.

– Без своего ножа, Рэйвен. Ты спала, чертовски крепко, без своей защиты.

– Просто я очень устала.

Он усмехается и делает шаг назад.

– Ну да.

Ну да. Ну да?

– Хватит вот так пялиться на меня, – огрызаюсь я, когда мой живот начинает закручиваться в узлы.

– Как?

– Как будто ты меня знаешь. Это не так, и можешь даже не пытаться.

Я спускаюсь на пол и ухожу в гостиную, надеясь немного взять себя в руки, но остальные тоже заходят в дом.

Я не хочу, чтобы меня понимали. И я не могу позволить себе подпустить кого-то настолько близко.

Я хочу, чтобы ничто и никто не мешал мне уйти, когда придет время.

Я оглядываюсь на Мэддока, который продолжает смотреть на меня, прислонившись к кухонным шкафчикам.

Да, он может стать проблемой.

– Сегодня будет жаркая ночка, – объявляет Ройс.

– Жаркая ночка? – переспрашиваю я.

– Угу. Сегодня ночью все тусят на улице, никаких домов, никакой одежды. Нас будут согревать джакузи, костры и костровые чаши. – Ройс делает игривые движения плечами. – Или чьи-то тела.

Я фыркаю.

– Нет уж, спасибо. Я останусь здесь.

– Нельзя.

Я смотрю на Кэптена.

– Почему?

– Домики под запретом. Тот, кого обнаружат в доме во время вечеринки, будет спать в ряду облажавшихся.

– Стоит ли мне знать, о чем ты говоришь?

– Тому, кого найдут в домике, придется спать на земле в одном из спальных мешков, который оприходовали хотя бы раз на этой неделе. Когда начнет смеркаться, весь свет будет выключен, и если кто-то замечает свет в домиках, народ вваливается туда, вытаскивает провинившегося на улицу, а значит, ты облажался.

– Во-первых, это тупость. Во-вторых, я проиграла по умолчанию. У меня нет купальника, так что могу появиться на этой вашей вечеринке только в трусиках и лифчике…

– Я только за, но… – Ройс, не договорив, выбегает из комнаты.

Я смотрю на оставшихся двоих, но их лица ничего не выражают. Ройс возвращается так же быстро, как пропал, прыгая по ступенькам, и кидает мне пакет.

Он попадает мне в грудь и лицо, и я запрокидываю голову. Я смотрю на пакет, на Ройса, и последний машет рукой в мою сторону.

Я заглядываю внутрь и начинаю смеяться, а потом качаю головой, прикрывая рукой рот.

– Тебе нравится? – с сияющей улыбкой спрашивает Ройс, и я улыбаюсь ему в ответ.

Я достаю из пакета крошечное, кроваво-красное бикини.

– Офигеть просто. Ни за что и никогда. – Я смеюсь, опуская купальник на колени, и снова беру в руки кружку.

– Что?! – Ройс вскакивает на ноги с ужасно милым выражением полного непонимания на лице. – Почему? Ты будешь в нем просто сногсшибательной.

– Скорее вдувабельной… доступной, не знаю.

Парни усмехаются, а Ройс хмурится и садится на кофейный столик передо мной.

– Если на тебе купальник, это еще не значит, что ты доступная, – с вызовом говорит он.