— Вперед! Хватай его! — закричал я, надеясь, что мое предложение прозвучит достаточно интригующе, чтобы она забыла о Брюсе.

— Зачем?

— Просто хватай и все! — заорал я. — Взяла?

— Да.

— Неси в ванную.

Алиса молча направилась в ванную. Я слышал только тихое потрескивание в телефонной трубке.

— Быстрее! — скомандовал я. — Беги!

— Я в ванной, — сказала Алиса через пару мгновений. — Эта штуковина тяжеловата. Что теперь?

Я опять невольно улыбнулся.

— Поставь магнитофон в ванну, включи в розетку и открой кран.

Алиса нервно рассмеялась.

— Ты шутишь, да?

Мне ужасно захотелось сказать: «Нет, я совершенно серьезен». Но я не успел — в мои барабанные перепонки ударил взрыв смеха и радостный визг:

— Великолепно! «Рэдокса»[85]добавить?

Раздался плеск воды и очередной взрыв смеха. Пока мы ждали, когда наполнится ванна, Алиса напомнила мне, что я обещал навестить ее в этом месяце. Я сказал, что навестил бы ее с удовольствием, но у меня нет денег. Она предложила купить мне билет на поезд. Я был искренне тронут.

— Полная, — возбужденно объявила Алиса.

— Хорошо, — сказал я. — А теперь давай поглядим, что там у него есть из одежды.

— Я бегу в спальню! — сообщила Алиса. — Открываю его шкаф. Вижу его любимый джемпер, который мы купили в «Даффер» в Сент-Джордже, пару шелковых галстуков ручной работы, две рубашки «Агнес Би» и три костюма от Армани.

— Еще что-нибудь есть?

— Пара черных брюк от Кэтрин Хемнет и майка Томми Хилфингера[86], их было выпущено ограниченное количество, он ее обожает. Он купил ее, когда ездил в командировку в Штаты. Кстати, Анжела тоже тогда туда ездила. Стерва. Что мы с ними сделаем?

— Давай на кухню.

— Бегу, — отозвалась Алиса, не замечая, что с начала нашего разговора она еще ни разу так долго не обходилась без слез. — Погоди, я уронила майку. Прохожу через гостиную. Только что заметила пластинку — музыка из «Входит дракон»[87]. Он отдал за нее целое состояние.

— Хорошо. И ее тоже бери. Ты уже на кухне?

— Да.

— Доставай самые большие кастрюли. Налей воды и доведи шмотки Брюса до кипения. Что осталось — швыряй в стиральную машину, с отбеливателем.

— Чудесно, — воскликнула Алиса — в ее голосе звенело ликование.

— Тебе лучше?

— Я в восторге!

Опять залаял соседский пес. Мужской голос прокричал:

— Да замолчишь ты, Султан, а?

Я рассмеялся, мне на секунду показалось, что Алиса сказала «сатана».

— Что ты смеешься? — спросила Алиса.

Объяснять это не стоило. Я и не стал.

— Собери его вещи, какие еще остались, сложи в черный пластиковый пакет и выставляй за дверь.

— За дверь? Может — в мусоропровод?

— Неплохо. Если у тебя найдется краска — добавь туда же.

В течение следующего часа мы раскрасили черные туфли от Патрика Кокса белой эмульсией, предназначенной для кухонных стен (Алисина идея), продырявили все его носки (опять идея Алисы), вырезали его лицо со всех фотографий в доме и сожгли, вываляли его зубную щетку в кошачьем дерьме в ванной (естественно, моя идея) и выбросили его кожаный портфель вместе со всеми деловыми бумагами, какие были внутри, с балкона спальни (общие усилия).

— Тебе хотелось когда-нибудь сделать то же самое с Агги? — спросила Алиса. Голос ее звучал глухо, потому что она лежала на диване лицом вниз.

— Нет. — Я помолчал и немного подумал. — Ну, да. Иногда мне, наверное, хочется, но я до сих пор еще надеюсь, что мы однажды снова будем вместе. Понимаешь, Агги всегда очень серьезно относилась к своей одежде. Если бы я когда-нибудь устроил что-то в этом роде, она бы скорее согласилась на лоботомию, чем вернулась ко мне.

— Ты правда думаешь, что вы когда-нибудь снова будете вместе?

— Не знаю, — соврал я.

— У нас с Брюсом все кончено. Не хочу больше его видеть.

— Ты серьезно? — Я посмотрел на фотографию Агги, едва сдерживаясь, чтобы не попытаться проверить — можно ли оттереть с нее фломастер. — Ты это серьезно говоришь?

— Да.

— Ну, ты настоящий мужчина, не то что я.

Последовала неловкая пауза, никто из нас не знал, что говорить дальше. Первой заговорила Алиса.

— Работа. Мне осточертела работа. Я так долго и так много работала, а на самом деле это совершенно того не стоит. Я решила. Я куплю билет на самолет — ну, знаешь, вокруг света за три месяца и все такое, — и чем скорее, тем лучше. Мы с Брюсом все время об этом говорили…

И она снова заплакала.

Я представил, что три месяца не смогу с ней поговорить. Представил, как я буду бороться с жизнью в одиночку. Представил, как буду рассказывать телевизору, что ненавижу свою работу. Получилось так тоскливо, что и сказать нельзя. Я перестал это представлять.

— Никуда ты не поедешь, — сказал я почти серьезно. — У меня же день рождения!

— Ах да, — оживилась Алиса. — С днем рождения.

Я поблагодарил ее за открытку и за подарки, рассказал про историю с почтальоном. Она посмеялась и призналась, что тоже не решилась довериться Королевской почте.

— Здорово, что тебе понравились подарки. — Голос ее звучал очень искренне. — Мне больше всего нравится осел. Он напоминает мне тебя.

Я рассмеялся.

— Ура.

— По-моему, очень важно, чтобы у тебя был этот осел, — задумчиво сказала Алиса. — В тебе очень много любви, Вилл, и ей некуда деться. Может, ты будешь любить этого осла и заботиться о нем. И тебе, и ему не хватало заботы.

Я с подозрением глянул на фотографию Сэнди. Мне очень нравился мой чесоточный ослик, но я совершенно не собирался в него влюбляться — по крайней мере, так сразу. Хотя идею я оценил. Я сказал Алисе, что она устроила мне лучший день рождения за всю мою жизнь и что без нее я пропал бы. Она молча приняла мою благодарность, потом спросила:

— Что ты собираешься сегодня делать? У тебя есть планы?

— Ну, — начал я, не зная, сказать ей правду, придумать что-нибудь правдоподобное или свести все на шутку, — я думаю, не устроить ли мне для себя вечеринку-сюрприз. А сюрпризом будет то, что сам я туда не пойду. — Алиса рассмеялась. — Да нет. Посижу, наверное, дома, проведу денек с дорогими моими Мелан и Холией. Вот так.