Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не верю, что ты позволил им вместе пойти на мой прием.
— Воспринимаю его как телохранителя, распускающего руки.
Чувствую жар мужчины за спиной.
— Когда отключили генераторы. — это усложнило координацию итальянцев по Острову — Сергея нигде не было. Он…
— Ушел в бункер за Анной, но на тот момент ты уже успел предупредить, что Нерри о нем известно. — заканчиваю за него.
— Он убивал каждого на своем шагу, но его целью было найти мою сестру. Так что так тому и быть: он может проводить с ней время, но только на людях.
Голова Сергея склоняется за оградой, когда Николай собирается перегнуться и открыть окно. Я держу его одной рукой за плечо, а другой закрываю рот, смеясь.
— Я вернее их паре, чем Boston Celtics, так что держи комментарии при себе!
*Boston Celtics — команда Национальной Баскетбольной Ассоциации, в которой играет любовник Квин — Адам Фелтон.
Разворачиваюсь, перевожу дыхание, понимая, что на губах сохраняется улыбка. Это мелкое дурачество. Как раньше.
— Сергею ты можешь доверять.
— Он предпочел личные интересы всей Братве.
— Анна — принцесса, которую ты можешь легко обменять в интересах Братвы.
От этой мысли внутри все сжимается. Так могло бы быть с моими детьми.
— Только через мой ебанный труп. — его мышцы каменеют.
— И Сергея. — добавляю с ухмылкой — Он Громов, что бы ни говорила кровь. — я вспоминаю гравировку на кастетах, мой первый день здесь.
Беру холодный чай из холодильника, в лонгсливе довольно жарко, но это одна из немногих вещей, позволяющая скрывать грудь и низ живота.
— Как и ты.
— Точно. — поднимаю голову — Мне нужно вернуть кольцо. Сумку должны были отнести наверх.
Вместо этого иду к выходу из дома.
— Я хочу пройтись.
Николай либо не следует за мной, либо создает видимость. Он позволяет оценить изменения, точнее — искать их. Но нет, я помню каждую тропинку, мои смешные указатели в тренировочный зал, тир, столовую, медкорпус — все по-прежнему. Это же могу сказать про отношения людей. Они не видели Николая почти столько же, сколько и меня, так что вряд ли задумывались о моем побеге, тем более предательстве. Здесь еще не так много народу, но я знаю каждого. Улыбаюсь, киваю, провожу немного времени на полигоне, затем смотрю за спаррингом с малой кровью.
После того, как я осталась без Николая, без защиты Братвы, я буквально впитывала жестокость. Мне нужно уметь самой заботиться о себе любыми способами, под моей ответственностью будут два человека, которых я не могу подвести. Черт… к ним бы относились так же дружелюбно, как к Анне? Громов не думал бы о том, чтобы использовать их в качестве эквивалента? В принципе последнее не только про криминальный мир. Остров не Эдем, но близок к нему.
Я ужинаю отдельно, решая по телефону вопросы с легальной частью отделов МакГрат, через коды подтверждаю цепочки транзакций на тайный счет. На него можно было бы прожить десятки обеспеченных жизней, но я не могу мелочиться, особенно зная, что утечку миллионов не заметят. Прятки и бег требуют много денег. На данный момент — сорок семь миллионов. Планирую добраться до шестидесяти, а далее работать с металлом. Выхожу из закрытого интернета, когда меня окутывает сонливость. Я не выдерживаю более шестнадцать часов в день. Для Советника криминального Дома и руководителя двух главных отделов бизнес-империи недостаточно и двадцати четырех.
Я на автомате дохожу до спальни, где уже находится Николай. Ну конечно. Он сидит в кресле, издеваясь надо мной своим идеально прокачанным торсом с десятком шрамов и несколькими ожогами. Ниже — домашние штаны, на коленях мужа… бывшего мужа стоит ноутбук, от которого он едва отвлекается, словно нет ничего необычного в моем приходе.
И все же, когда выхожу из душа, укутанная в его махровый халат, меня поджидают.
В гардеробной пахнет так же, те же чехлы, открытые поверхности с моими украшениями и часами, запонками Николая. Наклоняюсь над своей сумкой, а затем кладу кольцо на его половину.
— Сколько еще ты собираешься меня испытывать?
Я хочу, чтобы он ушел, потому что своим присутствием испытывает только меня, но не успеваю повернуться и сказать это, когда ахаю, Николай прижимает меня к стене. Надо признать, что я сама позволяю опустить губы на свои, хватает взгляда глаза в глаза.
Он так легко приоткрывает мои губы, скользит языком, крепко держит, берется за халат. Меня захватывает головокружение от его грубых касаний… я со всей силы отталкиваю его, зная, что если бы Николай не хотел, не сдвинулся бы с места.
Провожу тыльной стороной ладони по губам, делаю быстрые шаги к выходу из гардеробной.
— Тебе противно собственное желание? Я? — недобро усмехается, решая преследовать меня — Ты была со своим женихом, Квин?
С Ричардом были неглубокие поцелуи и то успокаивающие. Я не верила, но уверяла себя, что нежный Диккенс заставит забыть.
Именно в этот момент я вижу настоящую злость Николая. Ни в момент нападения итальянцев, не после. Сейчас. Он думает, что я переспала с другим, и то, что мое тело досталось другому выводит его из себя. Это первобытно, но я не испытываю отвращение к его эмоциям… потому что понимаю. Я бы убила Николая, будь он с другой.
Иду в спальню, зная, что этот зверь следует за мной. Я в замешательстве и панике, когда разворачиваюсь и оказываюсь грудь грудью с ним.
— Почему ты такого обо мне мнения?!
— Потому что это было бы, блять, правильно по законом жизни идеальной Квин МакГрат!
— Как я могла позволить другому мужчине прикасаться к себе, пока носила нашего ребенка? — сдерживаю слезы.
— Нет… Ты сделала это…
Минуту назад я видела кромешную злость, сейчас же умопомрачительный страх и осознание.
Удивлена, насколько Громов осведомлен о прежней Квин, до его любви.
— Я не могла и подумать, Николай. — шепчу, смотря в пустое лицо — У нас будут дети. Двое. Я защищу их, чего бы это ни стоило. Отправляясь за тобой в Албанию, я думала, что это мой последний необходимый риск — защитить их отца. Уеду, когда еще никто не будет знать о них. Почти все готово.
Перевожу взгляд на глаза, губы, брови, лоб Николая, желая хоть какой-то реакции. Что я хочу услышать? Что отпускает? Что поможет исчезнуть? Что не позволит уйти?
— Я защищу вас, не ты. — гортанным голосом, смотря на меня так, словно видит впервые.
— Бросишь всё? Потому что я согласна только на это, Николай. Семья не про наш