Виола открыла передо мной дверь со словами:

– Встретимся в пятницу, как всегда.

– Как всегда, – повторил я. Мне было все равно, что я ей обещаю. Мне хотелось одного: унести ноги. Я не думал о том, что соседи могут подглядывать. В окнах ближайшего дома не было ни огонька. Я направился прямиком к себе и рухнул в постель. Это была ужасная, незабываемо мучительная ночь. Я слышал, как каждый час бьют часы. В четыре поднялся, выпил крепкого виски и, ставя стакан на стол, подумал: «Всего четыре утра, а кажется, что прошел год!» Меня тревожило, что происходит в «Лаврах». Нашла ли его Виола? Если да, что она при этом подумала? Ведь может показаться, будто он умер во сне. Всем известно, что у него слабое сердце. Тут я вспомнил, как Виола сказала, что немедля пойдет спать, что не хочет его видеть сегодня. Так что скорее всего никто еще ничего не знает. Никто, кроме меня.

Утром я никуда не пошел. Заставил себя усесться за письменный стол, будто работаю. Я не собирался никого ни о чем спрашивать, вызывать подозрения. Виола не позвонила, телефон молчал. Я сидел, глядя на свою пишущую машинку, но ни строчки не написал.

После обеда я пошел пройтись. Чуть впереди меня брела стайка школьников.

– Чудной он был, этот мистер Росс, – сказал один. – А и странное же дело, был и нету!

– Хорошо еще, не успел проверить мою контрольную! – сказал другой, а третий добавил:

– Нет худа без добра. Верно?

– Как считаете, нас пошлют его хоронить? – спросил первый.

– Как же, еще и цветы покупать придется, – мрачно добавил второй. – Никчемная трата денег, скажу я вам.

Я обогнал их. Они не обратили на меня никакого внимания. В душе моей забрезжила надежда. Если бы уже ползли слухи об убийстве, мальчишки наверняка бы о том прослышали. Значит, смерть сойдет за естественную. Надо мне собрать чемодан и куда-то уехать. Приличия не позволят мне жениться на Виоле раньше, чем через год, да я, собственно, и не собирался на ней жениться. Через год наша интрижка забудется, словно ее не бывало. «К тому времени, – думал я, – она найдет себе кого-то еще». Что касается Банти… Но думать о Банти в таких обстоятельствах было мне трудновато. По правде сказать, мне хотелось одной только безопасности. Безопасности от Виолы и палача. А ведь мог бы сообразить, что это в обоих случаях недостижимо.

А потом прогремела новость. В «Лаврах» полиция. Айрин Кобб поднимает шум. Виола арестована. Я был совершенно обескуражен. Почему-то подобный поворот не приходил мне в голову. В течение суток я слонялся по дому, ожидая, что за мной придут. Но этого не случилось. Виола была в тюрьме, Эдвард – в могиле, я – на свободе. Ну, формально говоря, на свободе. По существу, во все время наших отношений я никогда не принадлежал Виоле так, как сейчас, как раб. А ведь мы не могли ни видеться, ни разговаривать, ни вступить в переписку. Я твердо знал, что у меня перед ней долг: мне необходимо ее вытащить. Но так, чтобы не оказаться на виселице самому. Кто другой там окажется, мне было наплевать.

Шоком, причем окрашенным иронически, явилось то, что меня выбрали в присяжные заседатели. Я решил поначалу, что это шанс, что я смогу их переубедить, но надежда оказалась напрасной. Мне только и удалось, что немного затянуть процесс, пока я искал, на кого бы свалить вину.

На вопросы касательно смерти Росса Виола отвечала правдиво. Она и впрямь ничего не знала, пока служанка утром ей не сказала. В ту ночь она не заходила в комнату мужа. Но никто ей не верил. Она могла бы очистить себя от подозрений, указав на меня, хотя в этом случае скорее всего большинство бы решило, что мы сообщники. «Только крайне неблаговидных свойств жена пошлет своего любовника в комнату, где спит ее муж», – вот как рассудили бы люди. Она наверняка понимала, что я наделал, хотя ни словом об этом не обмолвилась. Никто даже не заподозрил. Любопытно, многие ли понимают даже сейчас, почему полиция арестовала меня, обвинив в смерти Филдинга.

У лондонских юристов в ходу поговорка, на которую Крук иногда ссылался. «Что сегодня у Крука на языке, то завтра на языке у полиции». Так и есть, я в этом убедился. Однако пользоваться этим я не намерен. Я пишу это, чтобы снять бремя вины с Виолы. Ее должны выпустить, хотя, опасаюсь я, на свободе ей придется несладко. И все-таки таких, как она, сломить нелегко, и, что ни говори, у нее останется жизнь, а жизнь, в любых обстоятельствах, – дело стоящее. Голодным, увечным, безымянным, осмеянным – каким угодно лучше жить, чем гнить в могиле. Помните Бальдра?[11]

Да, несравненно лучше, да только поздно об этом уже говорить.

Оглядываясь назад, я ясно вижу ошибки, которые совершил. Мне следовало понимать, что это безумие – посылать Банти те письма. Это была моя первая ошибка. Конечно, первые из них я напечатал на собственной машинке, но предъявлять их полиции или Круку в мои планы не входило. Позже я изобразил дело так, что их у меня украли. Вроде бы тот, кто затеял западню с револьвером. На деле это я сам пристроил револьвер в ветках дерева за окном. Я был твердо уверен в том, что этот револьвер полиции ни за что не отследить. Я купил его давным-давно, на аукционе, и никогда им не пользовался. Не было у меня и причин надеяться, что оружие отнесут к Гарри Россу, но я рассчитывал, что последовательность событий, преступных по умыслу, в которых он фигурировал, обратит подозрения на него.

Инцидент в ванной оказался самой страшной из моих ошибок. И в мыслях у меня не было губить Филдинга. Я планировал, что сам начну задыхаться, но успею позвать на помощь. Кто же мог предвидеть, что Банти вздумается позвонить мне в самый неподходящий момент!

Что до иглы – это пустяк; я понимал, что доказать тут злой умысел не удастся, но пустяк этот лил, так сказать, воду на мою мельницу, служил соломинкой, указывающей, откуда ветер дует.

А вот яд в виски – это была самая рискованная затея. Мне говорили, на разных людей яды действуют по-разному, однако же пришлось пойти и на этот риск. Не один Крук знаком с обитателями лондонского дна. Я купил яд без особых хлопот и ничем не рискуя. И кстати, наудачу мне удалось выяснить, что один парень из тех, с кем Росс хаживал на собачьи бега, приторговывал медикаментами.

Конечно, чего я никак не мог ожидать, так это откровений Райта. Кабы не они, я бы сейчас тут не сидел. Однако я боялся, что правда выйдет наружу, и решил дневник Райта уничтожить. Впрочем, в точности не скажу, в чем состояли мои намерения, когда той ночью я влез в его дом. Порой невредно положиться на волю случая, и в тот момент мне казалось, что случай играет мне на руку. Но вышло так, что он стал причиной моей беды.