Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В клубе дикая какофония звуков, и музыка из колонок над нами, конечно, перекрывает их все, поэтому Марсель вряд ли слышит, что именно я говорю, но по выражению глаз и резкому движению губ точно понимает, что я ему не рада.
- В один день ты даешь мне надежду на то, что между нами все возможно, в другой грубо посылаешь, ничего не объяснив, а в третий сливаешься со мной в эротическом танце. И что я должна понять из этих разнополярных посылов, а?! Что прикажешь мне думать?
На мою отповедь он никак не реагирует. Ни единым мускулом на лице, ни взглядом не вступает в диалог со мной.
- У тебя нет ответов. Да я и не желаю их знать.
Выговорившись, я отворачиваюсь от Марселя и выбегаю из клуба, расталкивая толпу. Но это нелегко, и я замедляюсь. Марсель опережает меня и прокладывает собой путь к выходу. Укрытая его не сильно широкой, но атлетичной спиной, я беспрепятственно покидаю клуб. Милый поступок, но я не стану благодарить его за помощь.
Оказавшись на улице, Марс, наконец, обретает дар речи и пытается меня остановить.
- Мне есть что тебе сказать. Подожди.
Удивленная тем, что он все же меня слышал или прочитал по губам, я продолжаю шагать прочь от клуба, хоть в темноте этой улицы мало что вижу. Рискуя оступиться и подвернуть ногу, шага упрямо не сбавляю. Мне хочется оказаться от Марселя как можно дальше.
Я даже не пытаюсь анализировать эту вспышку гнева в его адрес. Ведь еще несколько часов назад его равнодушие - судя по тому, что случилось только что, показное?.. - словно раскаленным клеймом прожигало мне внутренности, а сейчас, когда он делает столь желанный шаг мне навстречу, я убегаю от него. Где логика, Агата Адельштайн?
- Отвяжись же! - говорю я раздраженно то ли Марсу, то ли своему внутреннему голосу, задающему неудобные и неуместные вопросы.
- Агата! - зовет он, поравнявшись со мной.
Я резко останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.
- Ты перепутал. Ты должен произносить только имя Алексы. Забудь мое. Для тебя я сестренка.
- Это бред! - хватает за руку.
- Отойди. Кто-нибудь может увидеть! - вырываю из его хватки свое предплечье, которое пульсирует от его прикосновения, и быстро удаляюсь.
Но Марсель, конечно же, не позволяет мне просто уйти. Догоняет, вновь хватает за локоть и, рывком развернув меня, прижимает к себе.
- Подожди, дурочка…
- Нет, - снова вырываюсь я. - Я была дурой, когда влюбилась в тебя два года назад, и еще большей дурой, когда позволила тем чувствам вновь вспыхнуть во мне при нашей новой встрече. Но с этим покончено. Я поумнела и больше в эти игры не играю. Можешь не натягивать поводок, собачонка расслабила ошейник и обрела свободу.
В конце фразы голос дрожит, на глаза наворачиваются слезы, и я отворачиваюсь. И снова ухожу, заворачиваю за угол, на улицу, на которой находится отель - если, конечно, я ничего не путаю, - и врезаюсь в Артема.
Едва не падаю, но он меня удерживает.
- Агата, слава Богу! Ты почему гуляешь одна? Почему твой телефон валяется в номере? - его голос и встревожен, и одновременно в нем слышатся нотки облегчения.
Ответить я не успеваю, следом за мной появляется Марсель и резко останавливается, будто упирается в стену.
- Толчин?.. Ты здесь?
- Да, успел на вечерний рейс, - Тёма тянет руку для пожатия, Марсель ее жмёт, а я вновь мечтаю о конце света.
Мне чудовищно стыдно за эту сцену в клубе. Артем любит меня, он мне доверяет, а я, как только остаюсь одна, вешаюсь на шею сводному брату. Что же я за монстр?..
- Как конференция? - буднично спрашивает Марсель, будто мы не встретились палевно с моим парнем после выяснения отношений друг с другом, а сидим в кругу семьи в столовой на яхте.
- Нормально, - отмахивается Тёма и, в свою очередь, задает вполне обоснованный вопрос: - А вы тут как оказались вместе? Где Алекса?
Пока они перекидываются фразами, я пытаюсь придумать правдоподобную историю нашей случайной встречи, и мне это даже удается, но когда приходит черед ее произнести, язык меня не слушается, словно в него меня ужалила тысяча бешеных пчел.
- Алекса должна быть в номере, - поразительно спокойно отвечает Марсель и на меня даже не смотрит. - А мы не вместе. Я встречался с Максом Разумовским в баре неподалеку, а, выходя оттуда, увидел Агату одну-одинешеньку. И вот, веду домой. В смысле, в отель.
- Под конвоем? - улыбается Артем.
- Приходится, - в тон ему усмехается Марсель, а я стою на ватных ногах, почти повиснув на руке у Артема.
Марсель лжет так естественно и умело, что это меня пугает и еще сильнее заставляет чувствовать себя предательницей, даже преступницей.
Сама я тоже собиралась наплести ему что-нибудь убедительное, но до уровня “врать как дышать” мне очень далеко. Я вижу, что Артем так легко обманут, и мне становится нестерпимо обидно за него. Оказывается, лгать самой и видеть, как это делают другие, автоматически превращая тебя в соучастницу не только преступления, но и последующего обмана - принципиально разные вещи. Чувство вины, особо не беспокоящее меня ранее, сейчас вдруг накатывает с такой силой, что я готова прямо здесь и сейчас признаться ему во всем.
На мгновение закрыв глаза, я мысленно собираюсь с духом и делаю глубокий вдох.
- Тём…
Оказавшись, наконец, в номере, я сразу иду в душ. Хочу смыть с себя и чудовищный винегрет тошнотворных клубных “ароматов”, и горький стыд от только что состоявшегося разговора, налипший на меня, словно приторно-сладкая цветочная пыльца на влажное тело.
Стою, прислонившись спиной к темному кафелю на стене, и, направив лейку на себя, позволяю мощным струям - на этот раз излишне горячим, а не ледяным - сбивать с меня все разочарования и потери сегодняшнего дня.
Потом намыливаю мочалку-спонж и остервенело тру сильно покрасневшую от высокой температуры и напора воды кожу, жалея, что в отеле не оказалось мочалки вроде тех, что вяжет из жестких полипропиленовых нитей моя баба Поля. Вот они справляются с задачей, достаточно небольшой силы трения, чтобы они буквально вскрыли каждую клеточку на теле и вытащили оттуда все, что могло в них забиться. Вместе с клеточной памятью.
А когда, обновленная и разгоряченная выхожу из ванной, вижу всё еще одетого Артема, который сидит в кресле напротив и поднимает на меня воспаленный взгляд потухших синих глаз.
“Он знает”, - молнией пролетает в голове догадка, и сердце замирает, а вместе с ним останавливается и дыхание.
Он горько спрашивает:
- Что у тебя с Марселем?
Сердце падает, словно оно привязано к тарзанке, и кто-то запустил ее с огромной высоты, а я едва не спотыкаюсь на ровном полу.