— А ведь девчонка глаз с тебя не спускает, — сказала через какое-то время миссис Ренлинг. — Между вами что-то есть? Оги! Ты ни в чем не виноват? Не в этом ли причина твоей грусти? Что ты сделал?

— Ничего я не сделал, — ответил я.

— И не делай! — Она говорила со мной резко и напористо, как женщина-полицейский. — Ты слишком нравишься девушкам, это до добра не доведет. А эту малышку тянет к тебе со страшной силой.

Она не спускала с Теи глаз. Официант поджег рыбу Фенчелам; в полумраке то тут, то там вспыхивали маленькие огоньки.

Ничего не ответив, я покинул ресторан. Пошел прогуляться вдоль берега, желая выбросить эту позорную историю из головы и справиться с неприятностями. Я испытывал ужасные чувства — гнев и раздражение из-за Эстер и неодолимое желание дать чем-то тяжелым миссис Ренлинг по голове. Погуляв у воды, я обошел окрестности, держась в стороне от веранды, где меня наверняка поджидала миссис Ренлинг, чтобы отругать за грубость, а потом побрел на детскую площадку, где сел на деревянные качели.

Я размечтался, что Эстер одумается, выйдет из своей комнаты и отправится на мои поиски, и сам застонал над своей глупостью, а захлестнувшие меня порочные желания стали еще сильнее и грязнее прежних. Вдруг я заметил приближавшуюся ко мне женщину в чем-то белом; она остановилась под деревом возле качелей, в ямке, образовавшейся от детских ног. Это Тея, сестра Эстер, пришла поговорить со мной — о ней меня предупреждала миссис Ренлинг. Она стояла и смотрела на меня — в светлом платье, туфли казались заостренными очертаниями птиц, на плечах кружевная шаль; шелестевшая над головой девушки листва то открывала ее, то погружала в тень.

— Разочарованы, что пришла не Эстер? Да, мистер Марч? Представляю, как вам плохо. В ресторане на вас было страшно смотреть.

Не зная, что ей известно, я молчал.

— Вы оправились?

— Оправился? От чего?

— От обморока. Эстер решила, что у вас эпилепсия.

— Не исключено, — ответил я, чувствуя себя скучным, угрюмым инвалидом.

— Я так не думаю. Просто вы страдаете и не хотите, чтобы вас беспокоили.

Она ошиблась — я как раз хотел, чтобы она осталась. Поэтому сказал:

— Вы мне не мешаете.

И она села у моих ног, касаясь их бедром. Я отодвинулся, но она дотронулась до моих лодыжек и сказала:

— Не беспокойтесь. Вы не должны меня стесняться. Что все-таки произошло?

— Я пригласил вашу сестру на свидание.

— И когда она отказалась, рухнули в обморок?

Казалось, ею движет симпатия ко мне, а не простое любопытство.

— Я на вашей стороне, мистер Марч, — продолжила Тея, — поэтому скажу, что думает Эстер. Она считает вас прислужником дамы, с которой вы приехали.

— Что?! — вскричал я и, соскочив с качелей, сильно ударился головой о перекладину.

— Что вы жиголо и спите с ней. Да садитесь же! Я подумала, что вам надо это объяснить.

Я словно выронил сосуд со священным содержимым и, расплескав его, обжегся — вот что я почувствовал. И одновременно подумал: самое худшее, что может прийти в головы девушек, — невинные мысли по стандартам бильярдной Эйнхорна.

— Кто это выдумал, вы или ваша сестра?

— Не хочу во всем винить Эстер. Хотя она первая об этом заговорила, но я тоже такого не исключаю. Нам известно, что вы не родственник миссис Ренлинг: мы слышали, как в разговоре с миссис Зиланд она назвала вас протеже своего мужа. Вы только с ней танцуете, держитесь за руки, а она для своего возраста весьма привлекательна. Знали бы вы, как смотритесь вместе! К тому же она европейская женщина, а там не считается чем-то ужасным, если любовник гораздо моложе дамы. Я тоже не вижу в этом ничего страшного. Только тупицы вроде моей сестры в ужасе от такого.

— Но я не европеец. И родом из Чикаго. Работаю у ее мужа в Эванстоне. Я служащий в его магазине, и других обязанностей у меня нет. -

— Только не волнуйтесь, мистер Марч. Пожалуйста, не надо. Мы много ездим и много видим. Как выдумаете, почему я пришла поговорить с вами? Чтобы сыпать соль на рану? Спали вы с ней или нет — ваше дело.

— Вы не понимаете, что говорите. Нехорошо так думать о нас с миссис Ренлинг, она всегда добра ко мне.

Я был зол и говорил резко; Тея же отмалчивалась, хотя была явно взволнована. Я тоже занервничал, увидев, как серьезно она на меня смотрит. Если раньше она изредка улыбалась, то теперь на ее лице не было и тени улыбки. Это была, несомненно, особенная девушка: смотрела страстно, требовательно, вопрошающе, почти умоляюще. В этом утонченном создании ощущалась необычайная крепость духа и отвага, которая не может не восхищать в юном существе; такое чувство испытываешь, увидев отчаянную борьбу птичек — они и сами не сознают эфемерности собственной жизни. Впрочем, возможно, это одно из простодушных мужских заблуждений.

— Надеюсь, вы не верите, что я жиголо миссис Ренлинг?

— Я уже сказала, что мне все равно.

— Конечно, вам-то что!

— Нет, вы не правы. Влюбившись в мою сестру, вы постоянно следили за ней и не замечали, что я делала то же самое по отношению к вам.

— Вы… что?

— Я влюбилась в вас. Я вас люблю.

— Уходите. Вам это только кажется. Просто фантазия. А может, всего лишь прихоть. Что вы хотите сказать мне?

— Знай вы Эстер, никогда бы в нее не влюбились. Вы такой же, как я. Потому и полюбили. Она не способна на чувство. Оги! Почему вы не со мной?

Тея взяла мою руку и притянула к себе, прильнув грациозными бедрами. О, миссис Ренлинг, над которой я посмеивался: ведь ее подозрения были направлены не в ту сторону.

— Миссис Ренлинг ничего не значит, — произнесла она. — Даже если однажды что-то и было.

— Никогда!

— Молодой человек может совершать разные вещи — ведь его переполняют чувства, с которыми он не в силах справиться.

Стоит ли говорить, что мир никогда не был так чудесен? Ненужные мысли покинули меня, убогий здравый смысл отступил, когда впереди замаячили красота и цветы горы Орисаба, но вскоре я вернулся к реальности.

— Вот что, мисс Фенчел, — сказал я, вставая и удерживая ее на месте. — Вы очаровательны, но так нельзя. Ничего не поделаешь — я люблю Эстер.

Тея хотела подняться, но я опередил ее и скрылся в зарослях сада.

— Мистер Марч! Оги! — звала она, но я не собирался продолжать разговор.

В гостиницу я вошел с черного хода. Оказавшись в своей комнате, отключил телефон, чтобы миссис Ренлинг не могла со мной связаться, и, сбрасывая с себя на пол модную одежду, думал, что скорее всего между сестрами существует соперничество, а я просто случайный объект для конкуренции. Потом я засомневался: если дело обстоит иначе, то все мы в проигрыше: каждый из троих хотел своего. Чтобы желания совпали, нужно чудо. И надеяться, что тебе повезет, — недопустимая самоуверенность, оторванность от жизни, непонимание истинного положения вещей.