От услышанного у Веры Павловны ёкнуло сердце, и потемнело в глазах. Заметив, как бледнеет лицо Веры Павловны, Иван Петрович спросил:

— Что с вами? Вам плохо? Воды?

— Ничего, сейчас, сейчас… — стараясь сделать глубокий вдох, сказала Вера Павловна.

Через несколько минут, чуть придя в себя, Вера Павловна вышла в коридор. Обеспокоенный Иван Петрович последовал за ней, несмотря на её просьбу не делать этого. Ей было понятно, что его суета вызвана чувством вины за проявленную бестактность. Если уж он знает, что в действительности имел в виду Касьянов в своём выступлении по телевизору, то не стоило вот так грубо, почти открыто вмешиваться в чужие отношения, думала Вера Павловна. Вежливо прогнав от себя Ивана Петровича, она попыталась собраться с мыслями для выработки своего дальнейшего поведения. Причём, не только с Иваном Петровичем. Вера Павловна понимала, что подобные провокации могут продолжиться и надо быть готовой к любым вызовам, а это потребует от неё максимальной собранности и бдительности.

Этот случай заставил Веру Павловну чаще присматриваться к людям, стать более проницательной и обращать внимание на мелкие детали, поскольку именно они являются показателями внешне немотивированного поведения. Она даже была немного благодарна этой глупой выходке Ивана Петровича, поскольку с этого дня, вглядываясь в лица людей, вслушиваясь в их разговоры, она начала различать тех из них, которые были в курсе происходящих в её жизни событий, и тех, которые пребывали в неведении. Постепенно, день ото дня количество людей, знавших о тайной любви между Верой Сташиной и Михаилом Касьяновым, стало увеличиваться (уже через неделю Вера Павловна могла безошибочно определять одним пристальным взглядом, знает тот или иной человек об этом или нет). Было очевидно, что эта новость, обрастая выдумками и сплетнями, распространяется по всей стране. Веру Павловну стали узнавать прохожие, которые как ни старались казаться безразличными, не могли скрыть своего любопытства к ней. Голоса радиодикторов во время сообщений о работе правительства становились чуть игривыми и насмешливыми. А некоторые радиодикторы даже делали короткие многозначительные паузы после произнесения фамилии российского премьера. Наконец, в день, когда Вера Павловна, как обычно, по пути с работы домой села в трамвай и отвернула свой взгляд в окно, чтобы не видеть косых, завистливых и осуждающих взглядов пассажиров, в плечо её кто-то толкнул и тут же извинился. Подняв голову, она увидела стоящего перед собой мужчину средних лет, лицо которого сразу выдало его социальный статус. Оглядев его внешний вид, Вера Павловна поняла, что перед ней стоит правительственный чиновник. О цели его нахождения в общественном транспорте она догадалась мгновенно. Извинение мужчины за толчок было особенным, с подчёркнутой вежливостью и условностью. Так извиняются друг перед другом на своих явках разведчики, обмениваясь паролем. Но поскольку Вера Павловна не знала, что ответить человеку, который был, безусловно, направлен к ней Касьяновым передать что-то очень важное, ничего не оставалось, кроме того, как внимательно следить за ним. К удивлению Веры Павловны, мужчина, не сказав ни слова, не протянув никакой записки, даже не посмотрев на неё, вышел на первой же остановке. Но в его движениях и поступи было столько решительности и твёрдости, что не оставалось никаких сомнений в том, что помощник Касьянова тем самым дал ей понять, что его шеф ждет от неё однозначных действий.

Правильно оценив эту подсказку выхода из сложившейся вокруг неё ситуации, Вера Павловна пришла к выводу, что больше ждать нельзя. На следующий день она объявила Андрею о разводе. К тому же, она знала, что рано или поздно слух о её особых отношениях с Касьяновым дойдёт и до него.

Теперь, ожидая судебного решения о расторжении брака, будучи свободной, и самое главное, поступив с мужем порядочно, честно, Вера Павловна была спокойна. Она не могла поступить иначе, справедливо полагая, что так же, как когда-то её девичья невинность, подаренная своему мужу, была основой искренности в их семейных отношениях, её сегодняшняя нравственная чистота должна стать залогом будущего счастливого устройства их совместной жизни с Михаилом Михайловичем.

Чувство лёгкости и самообладание, сменившие гнетущую безысходность и двойственность её недавнего положения, не могли не преобразить и её внешний облик. Первая, кто это заметил, была Маша.

Когда через несколько дней после переезда к матери Вера Павловна с утра собралась на работу и стояла у зеркала в прихожей, глядя на то, как она выглядит, в ванно-туалетную комнату проходила полуголая Маша.

— Мам, ты чё такая нарядная сегодня? — спросила она недовольным сонным голосом.

Вера Павловна была одета в длинное ярко-зелёное платье с блёстками и глубоким вырезом, купленное более десяти лет назад в период турецкого завоевания московских вещевых рынков. Пощеголять в нём ей удалось только один раз — на дне рождения Алексея, брата Андрея.

— Так надо, Маша, — серьёзно ответила Вера Павловна. — Теперь я буду всегда выглядеть торжественно.

— Зачем?

— Положение обязывает, доча, — закончив вертеться перед зеркалом, ответила Вера Павловна и, скрипя дешёвыми, но новыми туфлями на каблуках, направилась к двери.

Выйдя на улицу, Вера Павловна сразу стала объектом внимания прохожих. Мужчины смотрели с интересом, женщины — с завистью. Вера Павловна никогда не отличалась красотой, но её можно было назвать симпатичной. А правильная и умеренная косметика делали её лицо весьма привлекательным. Неудивительно, что в ярком, необычном для повседневности, наряде симпатичная Вера Павловна вызывала улыбки и любопытство. Взгляды одних вопрошали: "Куда эта дура так вырядилась?". "Что делает эта леди в утренней суете трамвая?", — изумлённо думали другие.

Сверкая своим нарядом, излучая счастливую улыбку, Вера Павловна пришла на работу. Коллектив воспринял такое преображение своей сотрудницы неоднозначно: Светлана Викторовна, открыв рот, промолчала; Григорий Анатольевич осыпал её стандартными в таких случаях комплиментами; другие сотрудники "ВиК" разделились на присоединившихся к восхвалениям в её адрес и тех, которые ещё не определились со своими выводами относительно такого наряда коллеги. А вот Иван Петрович опять совершил мелкую провокацию, спросив Веру Павловну при всех:

— У вас сегодня намечается торжество?

— Теперь я торжествую каждый день, — величественно подняв голову, ответила Вера Павловна.

Она была готова к этому диалогу с заведующим сектором экологии. На этот раз он не мог застать её врасплох.

— А позвольте осведомиться о причине вашего ежедневного торжества? — пытаясь вызвать Веру Павловну на откровенность, спросил старый бездельник.

— Не спешите, Иван Петрович, — смиряя взглядом любопытство мелкого провокатора, сказала Вера Павловна. — Узнаете вместе со всей страной.

Лаптев продолжил бы свои расспросы, и не исключено, что разговор для него мог закончиться пощёчиной от оскорблённой дамы (Вера Павловна была готова и к такому поступку), но их диалог был прерван Григорием Анатольевичем, который призвал своего подчинённого к работе: