– Что мужики, гуляем? – Спросил очевидное. – А кто из вас видел, как звезда падает? Чтобы до самой земли? Чтобы в грязь?

Не дожидаясь ответа, разжал кулак, а в нем такая узнаваемая, с детства запечатлённая в памяти… Звезда. Я бегло подумал, что не с той войны человек, он же мне ровесник. Афган? Колодочки у Звезды нет, а без нее разве поймёшь, в какой эпохе ее отлили-отштамповали? Только угадывать. Вместе со всеми я тупо смотрел, как заветная, гордая и непостижимая Звезда медленно, нехотя отлепляется от потной ладони – так ей не хотелось, так было важно остаться, – и падает под ноги, в грязь. Как и было обещано. Потом жизнь вдруг спохватилась и несказанно ускорилась, словно забытый в розетке утюг вспомнила. Я и сообразить не успел, не то что подумать, как уже стоял на коленях в грязной жиже и закрывал Звезду ладонями. Не замечал, что полы пальто сосут талую влагу, впрок запасаются, как верблюды у колодца в пустыне. Незнакомец уже хрипел, рыдал, отгородившись от нас локтями. Он странно прикрывал глаза запястьями. Будто вспомнил науку из детства, что нельзя глаза тереть, если руки грязные. Хорошо, что не топтался на месте, иначе наверняка мне бы руки отдавил, еще грязнее. Что случилось – в толк не возьму, но меня словно тромб сорвало и всю ситуацию я собой закупорил.

Я поднял Звезду и сначала тёр ее руками, потом об пальто, шарфом, а когда опускал в карман хозяйской куртки, она уже явно согрелась и благодарно поблёскивала. Надеялась, что с это момента все снова наладится. Звезды любят тешить себя и нас, простых смертных, иллюзиями. Такая у них работа. Я не на шутку тревожился, нет ли в кармане куртки незнакомца дыры. Мучился в поисках способа – как проверить, чтобы не осрамиться, не оказаться неверно понятым. Так ни на что и не отважился. Спрашивать же казалось глупым и сомнительным, что до правдивости ответа. Да по правде сказать, привлекать внимание странного человека к награде показалось рискованным: а ну как еще что чуднее выкинет. Зашвырнёт со всей дури черт-те куда – ищи потом. И не факт, что кто-нибудь подсобит. Чёрствый народ стал, чтобы без приказа ради чужого в говне на карачках… Да и то сказать, чужие по сути люди вокруг. Выпили, поговорили, разошлись. Почти что изо дня в день. Который год подряд. Совершенно чужие, безымянные. Все тёзки: «Здоров», так зовут каждого. Я думаю, это даже формальный вопрос, это констатация, уместная на случай, если пить придётся из одного стакана. За что и люблю это место. И завсегдатаев его тоже люблю.

Я сильно нервничал и часто поглядывал вниз, под ноги. Не вывалилась ли Звезда под наши башмаки, привычно набухшие тем, что идёт от земли снизу и в землю сверху. Обувь очень значимый проводник. Но нет.

Утешили мужика, как и принято: сколько сумел, столько в себя и влил. Мы не пожадничали, и он, надо сказать, не поскромничал. Но всего полчаса не побыть жлобом…. Чем не повод для гордости на десятилетие? Очень даже прибыльная инвестиция. В сдержанность. Целые годы можно размышлять о себе как о человеке широкой души, сочувственном, иными словами – достойном. А своя, истинная натура не в почёте. Потому что лучше стать означает себя преодолеть. Обидно, что люди вокруг скурвились, хрен что оценят.

Потом мы несли чудака домой. Его стойкость к спиртному сразу казалась сомнительной, а оказалась еще хуже. Совсем размяк человек телом. А душой нет. Бывает такое состояние, когда душа вразнос, а тело никак не поддерживает… В таких случаях лучше всего, если речь тоже отказывает. Астроном был таким случаем. Благо паспорт при себе имел и жил, как открылось к всеобщему удовольствию, по месту прописки. За паспортом, замечу, во внутренний карман бестактно и без раздумий слазили. Кто – уточнять не стану. Никому и в голову не пришло плохое заподозрить. Видя такое дело и завидное взаимное человеческое доверие, я заодно Звезду проверил. Оказалась на месте. Нормальный попался карман. Повезло Звезде. Как минимум с карманом.

Одинокий ключ был кожаным шнурком приторочен к брючному ремню Астронома. Такими в кино про войну командиры к ремням попрочнее крепили наганы. Может быть не всегда, но когда поднимали бойцов в атаку – точно. При том, что на самом деле наганы крепились к тому, чего начальство без раздумий, суда и следствия лишало за утерю табельного оружия. Или в случае невыполненной задачи. Скажем, выстраданное командованием наступление захлебнулось. Это не предмет туалета. Даже не звание. Странно, что потерять оружие люди боялись больше, чем потерять жизнь. Ведь вопрос только в последовательности. С другой стороны, к чему еще ее, жизнь, было привязывать? А сейчас?

Ключ к двери, обозначенной в паспорте цифрами, подошёл на раз. Я дважды бездумно повернул ключ в обе стороны. Туда-сюда, туда-сюда. Не верилось, что все так просто. Такой пасьянс, чтобы человек жил по месту прописки и чтобы первый попавшийся на связке ключ повернулся в замке, по нынешним временам редко складывается. Подумалось также бездумно, как крутил ключом, что все же военные люди живут попроще нас, гражданских. Те, кто служил, тоже им уступают, потому что у них простота временная и сходит со временем, как загар. У кадровых военных она через кожу проникает в кровь – море времени для попыток – и там поселяется навсегда. А может быть, все это ерунда и нам попался обычный уникум.

«Обычный уникум?»

«Ну да. Ему все приелось, а нам в новинку».

«Не слишком мудрено?»

«То есть…»

«Достал уже».

Вот меня бы по штампу в паспорте доставили. Да за полночь. Страшно подумать, чем бы все это обернулось для добрых самаритян.

77

Когда Астронома раздевали, Звезду я из куртки вынул. Положил ее на сервант, под фотографии разных людей в форме. Хозяина квартиры среди них не опознал, да, признаться, особенно и не напрягался. Очков с собой не было. И к тому же печалился, что теперь полчаса до дома по слякоти топать.

«Доброе дело, доброе дело…» – передразнивал себя недавнего. Не вслух, чтобы товарищей ненароком не возбудить. Чувствовал, что о том же думают. Завтра, подумал, если Астроном решит свой аттракцион со «звездопадом» на бис отыграть – дай ему, Боже, счастья другое место найти. За второй такой вечер легко можно тяжело по роже схлопотать. Несмотря на заслуги, подтверждённые регалиями.

«Ну что за идиот! – наградил я себя мысленным поджопником. – Вывозился из всех единственный… Чисто свинья!»

На лестнице один из наших, проще, чем я, переживавший акт человеколюбия, встряхнул и поставил на место мой мечущийся в раздрае мир нежданным вопросом:

– Вот мне сейчас больше всего и так сильно, что хоть вернись, интересно очень: кто был первым Героем Союза?

В том, как был задан вопрос, таился какой-то подвох, и я затаился. Вопрошавший картинно зажевал верхнюю губу, без рук натянув на нее нижнюю. Придурковатые академики в кино ранней советской эпохи похоже гримасничали. После вызова «Ну-с-с, что скажете?» оппонентам или нерадивым студентам. Потом любознательный наш закатил глаза выше некуда, а-ля память перелистываем, но почти тут же причмокнул в образе и, обрадованный неожиданным озарением, огласил открытие:

– Ленин. Кому еще быть.