— Сдаюсь, — опять засмеялся Тони и обратился к Иисусу: — Что мне с ними сделать?

— Выбери один. Тот, что ты выберешь, пригодится тебе в определенный момент.

— Ты хочешь, чтобы я выбрал всего один ключ? — спросил Тони растерянно. — Но что если я выберу не тот?

— Тот, который ты выберешь, и будет тем, который тебе понадобится, — успокоил его Иисус.

— Но почему… — упрямился Тони, — почему ты сам не выберешь? Ты обладаешь божественным провидением и знаешь все лучше, чем я.

Иисус улыбнулся, отчего в углах его глаз появились морщинки и взгляд засиял еще ярче.

— Ты должен действовать самостоятельно, Тони, а не ждать, чтобы тебя дергали за ниточки, как куклу.

— Значит, вы доверяете моему выбору?

Оба кивнули:

— Полностью.

Тони не спеша рассматривал ключи, пока не остановил свой выбор на одном. Этот ключ казался старее других и, похоже, был выкован в древние времена, чтобы открывать какую-нибудь старую дубовую дверь в каком-нибудь средневековом европейском замке.

— Хороший выбор, — одобрила Бабушка.

Она вытащила из кармана шнурок голубого света, нацепила на него ключ и связала концы, а затем надела Тони на шею, заправила под рубашку и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала просто:

— Вперед.

То, что позади нас, и то, что перед нами,

очень незначительно по сравнению с тем,

что находится внутри нас.

Ральф Уолдо Эмерсон[36]

— Мэгги?

— А, это ты! Рада, что ты вернулся. Где пропадал? Хотя ладно, я по-прежнему не хочу этого знать.

— А ты и не поверила бы. Все, что со мной происходит в последнее время, не имеет никакого смысла и вместе с тем каким-то таинственным образом имеет огромный смысл. — Тони сделал паузу и огляделся по сторонам сквозь глаза негритянки. Они находились в машине. — Я вижу, мы направляемся в больницу. — Они ехали по бульвару Тервиллигера мимо смотровых площадок, с которых открывается вид на Уилламетт. Свернув направо к Юго-Западному каньону, они стали подниматься к огромному скоплению зданий, всегда напоминавшему Тони город, сооруженный из конструктора «Лего». Здесь обитали некоторые из самых выдающихся умов медицинского мира, а также студенты, стремившиеся быть похожими на них.

Когда их машина подъехала к парковке, Мэгги наконец спросила:

— Тони, а зачем тебе это? Почему ты хочешь посмотреть на себя?

— Я и сам точно не знаю, — соврал он. — Такие желания, как правило, безотчетны.

— Хм, — промычала Мэгги. — Не нужно специально изучать язык жестов, чтобы понимать, когда тебе говорят неправду, или по крайней мере не всю правду, или такую правду, на которую нечего ответить, кроме «ну-ну». Ладно, какова бы она ни была, эта правда, надеюсь, игра стоит свеч.

Тони ничего не ответил, и Мэгги тоже не стала развивать эту тему. Через некоторое время Тони нарушил молчание:

— Мэгги, можно задать тебе вопрос из области медицины?

— Конечно. Постараюсь не ударить лицом в грязь.

— Может у мертвеца идти кровь?

— Ну, это простой вопрос. Не может. Для этого нужно, чтобы у человека билось сердце. А почему ты спрашиваешь?

— Так, из любопытства. Кто-то что-то такое сказал. Но теперь, после твоего объяснения, мне все ясно.

— Ничто не бывает до конца ясно, если не разбираешься в предмете, — отозвалась Мэгги, заезжая на больничную автостоянку. Достав из бардачка служебное удостоверение, она сунула его в сумочку.

— Что, нет собственного парковочного места? — насмешливо спросил Тони.

— Увы, на них длинная очередь. Иногда приходится ждать годами.

— А я-то думал, медсестры настолько могущественны, что могут защитить нас от врачей, — усмехнулся он.

Мэгги вышла из машины и направилась к ближайшему зданию — громадному белому кубу, заслонявшему полнеба и соединенному переходом с главным корпусом бронзового цвета.

Они прошли мимо Вечного огня и вывески «Больница Дорнбеккера». Тони спросил:

— Почему мы идем этим путем?

— Потому что я хочу заглянуть по дороге к Линдси, вот почему, — пробурчала Мэгги.

Возразить было нечего. Решала Мэгги.

Вход в Детскую больницу Дорнбеккера охраняли две скульптуры: одна из них представляла собаку, жонглирующую камушками, другая, похоже, изображала кота и обезьяну, забравшихся на голову козе. Скульптуры хоть как-то скрашивали тяжелое впечатление от посещения больницы.

— Хочешь верь, Тони, хочешь не верь, — прошептала Мэгги — но, несмотря на то что бывают тяжелые моменты, это самое замечательное место из всех, где я работала.

— Поверю тебе на слово, — отозвался Тони.

Он с удивлением рассматривал просторный, светлый и удобно устроенный вестибюль больницы, с детскими комнатами для игр и даже с кофейней «Старбакс», около которой выстроилась очередь кофеманов. Войдя в лифт вместе с другими пассажирами, Мэгги нажала на кнопку десятого этажа.

— Десятый этаж, Южное крыло, педиатрическое онкологическое отделение, — объяснила она Тони и лишь после этого осознала, как странно выглядит в глазах других пассажиров лифта. Те поглядывали на нее с опасливой улыбкой и поспешно выскакивали из кабины на остановках. Всю дорогу в лифте царила напряженная тишина.

Они вышли у «Морского конька»: каждый этаж и каждое отделение в этом здании именовались в честь какого-нибудь животного. Пройдя отделение интенсивного ухода, не онкологическое, они оказались в клиническом отделении под названием «Морской еж» и направились дальше, к «Морской звезде», где находилось отделение онкологии и гематологии. Прежде чем войти, Мэгги шепнула Тони:

— Здесь работают мои друзья. Будь паинькой.

— Конечно-конечно, — согласился он и добавил уже другим тоном: — Спасибо, Мэгги!

— Не за что, — отозвалась она и открыла дверь.

— Мэгги!

— Привет, Мисти!

Мэгги подошла к высокой брюнетке, сидевшей в дальнем конце стойки, и обняла ее, но целовать не стала. Ситуация и без того была достаточно запутанной.

— Ты сегодня работаешь?

— Нет, просто решила навестить Линдси.

Прочие сотрудники и сотрудницы, разговаривавшие по телефону или занятые другими делами, кивали, улыбались и приветственно махали Мэгги.

— Тебе надо поговорить с Хейди — она была у Линдси всего несколько минут назад. Я, как всегда, тут за регулировщика. А вот и она.