Он наслаждался ее обществом, ему было приятно спать с ней в одной постели, но он не хотел, чтобы она вышла за него замуж только потому, что их застали в компрометирующей ситуации. Она должна сама, без всякого принуждения, сделать выбор. Гейбриел знал, что ему придется набраться терпения.

Странно, но перспектива стать; ее мужем вопреки ожиданиям не вызывала в нем панического страха. Родительский брак развалился у него на глазах, и он часто думал, что спокойно сможет прожить остаток своих дней холостяком. У него никогда не возникало желания жениться только ради того, чтобы обзавестись наследником и передать дальше непростую семейную историю. Однако мысль о том, чтобы связать свою жизнь с Морой, наполняла его душу радостным волнением.

Она самозабвенно отдавала ему себя, но ни разу не заговорила с ним о чувствах. А его чувства к ней усложнялись с каждой секундой: Он с удовольствием проводил время в ее обществе. Ему нравилось разговаривать с ней, спорить, узнавать характер. Нравилось заниматься с ней любовью. Теперь он не сомневался в том, что она завладела его сердцем, только не знал пока, как назвать это состояние.

Между ними оставалось еще слишком много неясностей. Постепенно надо было разобраться во всем этом.

Устало, вздохнув, Гейбриел осторожно поцеловал Мору в висок, затем нехотя поднялся с постели и начал одеваться. Он решил, что оставит ей короткую записку, в которой объяснит причину своего ухода. До рассвета еще несколько часов, он еще успеет немного отдохнуть. Разумеется, рано или поздно им придется поговорить друг с другом. Но только не сейчас. Сначала он все как следует, обдумает, взвесит свои слова.

И попытается разобраться в своих чувствах к ней.

Гейбриел направился, было в дальний угол комнаты, где стоял письменный стол, чтобы взять там ручку и чистый лист бумаги, но задел носком сапога и опрокинул какой-то предмет, торчавший между кроватью и шкафом. Остановившись, Хоксли увидел маленький дорожный саквояж, который оказался на боку, а его содержимое рассыпалось по полу.

Он нагнулся, чтобы собрать вещи, и первой ему в руки попала небольшая книжечка в кожаном переплете. Когда он ее поднял, из страниц вылетели какие-то листки и упали на пол. Одна бумажка оказалась у его ног. Гейбриел сразу узнал долговую расписку лорда Каннинггона. Ту самую, которую Мора тайком вытащила сегодня из кармана его сюртука — из-за событий последних часов он почти забыл о ней.

«Есть много такого, чего ты не знаешь, мой мальчик. Но я не имею права тебе об этом говорить, хоть ты того и заслуживаешь».

В голове графа эхом пронесся голос вдовствующей герцогини, всколыхнув его сомнения и тревоги. Почти против воли он потянулся к другому листку, выпавшему из книги. Только развернув его, он уже понял, что это еще одно проклятое письмо — та же пожелтевшая почтовая бумага, тот же почерк… Слова заплясали у него перед глазами, суровые и зловещие.

«Моя драгоценная Иезавель! Когда-то я считал тебя земным ангелом. Ты сверкала на сцене, как путеводная звезда, и мне казалось, что ты светишь только мне. Но сейчас я понял, что все это обман. Ты обыкновенная шлюха, которая искушает и дразнит мужчин, доводя их до погибели сладким горшочком с медом, спрятанным между ног. Ты каждому из нас даешь надежду, и каждый верит, что он-то и есть тот единственный, кто сумеет укротить тебя и овладеть тобою. А затем, в последнюю минуту, ты отбираешь эту надежду, и как ни в чем не бывало, возвращаешься к мужу. И вот теперь ты спишь с этим негодяем Хоксли! Как же я его ненавижу! Ты проститутка, грешница, и тебя надо наказать. Я решил сделать это лично».

Кровь отхлынула от лица Гейбриела. Он тяжело опустился в одно из мягких кресел, стоявших возле кровати, не сводя потрясенного взгляда с письма. Совершенно ясно, что оно предназначалось матери Моры. И это послание было еще более враждебным, чем-то, которое нечаянно выронила Мора. Угрозы таинственного автора не были похожи на пустые слова.

А еще он упоминал отца Гейбриела. Граф перевел взгляд с письма на книгу, которую держал в другой руке. Чей-то дневник? Несколько минут он провел в мучительных размышлениях. Ему очень не хотелось вторгаться в личную жизнь Моры, но он чувствовал необходимость заглянуть внутрь…

Наконец он открыл дневник и начал его читать.

Вчера вечером на балу у Палмертона виконт Лэнскомб представил меня своему приятелю Джеффри Сатклиффу, графу Хоксли. Мы сразу разговорились, беседа была очень увлекательной. Я уже давно так не смеялась. На время мне удалось забыть обидное отчуждение Филиппа и просто повеселиться. Я верю, что мы с графом можем стать добрыми друзьями.

Из дневника Элис Маршан 8 марта 1812 года

Мора открыла глаза, было еще темно. В щель между шторами не проникал свет, значит, до рассвета еще далеко, хотя Гейбриела уже рядом с ней не было.

Ей не хватало его сильных теплых объятий. Куда же он ушел? Лениво потянувшись, она уставилась на балдахин, висевший над кроватью, прокручивая в памяти все, что произошло между ними за последние несколько часов. Она испытывала некоторый дискомфорт в самых интимных местах и краснела даже сейчас, вспоминая, сколько раз и с каким разнообразием они занимались любовью. Да, это действительно была любовь. Если раньше, до того как он с ней переспал, она чувствовала, что готова в него влюбиться, то теперь у нее не оставалось никаких сомнений: этот человек безраздельно завладел ее сердцем.

К чему отрицать и противиться неизбежному? Она любит своего ангела-хранителя, своего рыцаря, Дьявола во плоти.

Но как, черт возьми, объяснить это родным?

Она вздохнула, отвела упавшие на глаза волосы и села в постели. Но тут в темноте раздался голос. От неожиданности девушка ахнула и застыла, прижав к обнаженной груди простыню.

— Ты меня потеряла?

Ее глаза заметались по комнате и остановились на фигуре Гейбриела, сидевшего в кресле с другой стороны кровати, рядом со шкафом. Тусклый свет лампы еле-еле освещал его.

— Гейбриел. — Она расслабленно откинулась на подушки, почувствовав облегчение. — Как ты меня напугал! Я думала, ты ушел.

Он засмеялся, но как-то странно, совсем невесело.

— Нет, я еще здесь. Но мог уйти. Вообще-то я чуть было не ушел, так и не узнав правды.

Его ровный и твердый бесстрастный тон не на шутку встревожил Мору. По ее спине побежали мурашки.

— О чем ты говоришь?

— Я тут кое-что прочел.

Только сейчас Мора заметила в его руках книгу в кожаном переплете, и ее накрыло ледяной волной. Нет, не может быть! Она отказывалась верить своим глазам. Ей хотелось убедить себя в том, что это всего лишь видение.

— Это дневник моей мамы, — прошептала девушка, так сильно сжимая простыню, что побелели кончики пальцев.

— Знаю.

— Как ты его нашел?

— Какая разница? Нашел, и все.