— Ты не доверяла мне, но спала со мной.

— Я в течение многих лет слушала разные скандальные истории о тебе! Как я могла с легкостью довериться тебе? Ты отлично умеешь играть разные роли. Я смотрела на тебя и видела другого человека, каким ты хотел казаться. Я видела…

— Ты смотрела на меня и видела Дьявола во плоти. Как и все остальные. — Он тряхнул головой, отвернулся и решительно зашагал к двери. Взявшись заручку, он помедлил на пороге и, не оборачиваясь, проговорил: — Готовься, Мора. В понедельник, как только мы вернемся в Лондон, я пойду к твоему отцу. Ты должна отдать ему дневник и письма. Можешь думать обо мне, что хочешь, но я твердо намерен восстановить доброе имя отца.

Не проронив больше ни слова, он вышел из комнаты, мягким щелчком притворив за собой дверь.

Мора без сил опустилась на кровать. По ее щекам катились слезы.

Несмотря на пристрастие к крепким спиртным напиткам и довольно скандальную репутацию, Хоксли стал моим задушевным другом. Если не считать Теодосии, он единственный, кто меня действительно понимает. Весь Лондон думает, что у нас с ним роман. Я никого не разубеждаю, но это далеко не так. Перенесенные страдания оставили одинаковый след в наших душах. Невидимые миру слезы! Я прекрасно понимаю, какая боль скрывается под маской беспечного повесы.

Из дневника Элис Маршан 22 июня 1812 года

Выйдя от Моры, Гейбриел едва сдержал желание со всей силой хлопнуть дверью. Конечно, это помогло бы ему выпустить пар, но он не хотел будить соседей, тем более что облегчение будет недолгим, а гнев, досада и боль навряд ли уйдут из его души.

Гнев, досада и боль… В его мыслях и чувствах творилась полная неразбериха. Он вообще сомневался, что сумеет когда-нибудь со всем этим справиться. За несколько секунд целый мир перевернулся вверх тормашками. Все оказалось совсем не так, как он думал. Оказывается, леди Олбрайт вовсе не собиралась соблазнять и уводить из семьи его отца. А сам отец не был убийцей. Он был всего лишь несчастным человеком, пережившим личную драму.

Стоя в темном коридоре, Гейбриел на мгновение почувствовал слабость и уперся дрожащей рукой в оштукатуренную стену, пытаясь осмыслить все факты. Он еще не совсем оправился от потрясения и понятия не имел, что теперь делать. Однако надо как-то уложить в сознании то, что он сейчас узнал. А заодно заглушить острое разочарование. Получается, что женщина, перед которой он раскрыл душу, не испытывала к нему взаимного чувства. А он рассматривал ее в качестве будущей жены, спутницы жизни. Если бы она полюбила его, то, конечно, не стала бы так несправедливо обвинять.

Гейбриел ощутил болезненный укол в сердце. После их сегодняшней близости, после того, с каким самозабвением она ему отдавалась, было странно слышать из ее уст прежние упреки — будто он соблазнил ее ради того, чтобы добыть информацию. Выходит, он ошибался, когда думал, что понравился ей, что она, наконец, увидела его истинное лицо… Как раз в тот момент, когда он начал потихоньку ослаблять защиту и раскрываться, поверив, несмотря на все противоречия, в возможность их совместного будущего, она безжалостно швырнула его чувства ему в лицо. Как же обидно, черт возьми!

Однако он ни за что и никогда не признается ей в этом. И не будет сейчас об этом думать. Рана, которую нанесла ему Мора, еще слишком свежа и глубока, а у него есть другие дела. Только что он получил сведения, которые позволят ему восстановить доброе имя отца, вот этим и надо заняться в ближайшее время — сосредоточиться на расследовании и сделать все возможное, чтобы выбросить Мору из головы.

— Так-так, что это у нас здесь? — вдруг раздался женский голос у него за спиной.

Вздрогнув от неожиданности, Гейбриел обернулся и увидел леди Лэнскомб. Она стояла, небрежно прислонившись к косяку открытой двери, напротив комнаты Моры и смотрела на него, удивленно вскинув брови. Ее длинные белокурые волосы были распущены и свободно струились по плечам, а тонкий пеньюар подчеркивал пышные формы, почти не оставляя простора для воображения. От такого зрелища не один мужчина начал бы ронять слюни.

Но Гейбриел остался совершенно холоден.

— Интересно, что подумает тетушка леди Моры, если узнает, что вы посещали ее подопечную в столь поздний час, а, лорд Хоксли? — продолжила она сладким тоном жеманницы, и он даже в темноте заметил, как лукаво блеснули ее прищуренные глаза. — А что она подумает, если узнает, что сегодня днем юная барышня приходила к вам в спальню?

Гейбриел сжал кулаки. Проклятый Страттон! Он знал, что этот мерзавец не удержит язык за зубами!

Изменив свою нарочито вызывающую позу, виконтесса выдвинулась в коридор и со значением взглянула на дверь леди Оливии. Затем обернулась к графу, скрестив руки под грудью. Розовые губки дамы кривились в улыбке, но жесткий взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Может, постучаться и спросить?

Гейбриел тут же вышел из оцепенения и в несколько размашистых шагов преодолел разделявшее их расстояние. Леди Лэнскомб открыла рот, собираясь возмутиться, но не успела больше ничего сказать: схватив даму за руку, граф затолкал ее в комнату и захлопнул дверь каблуком сапога.

Все произошло так быстро, что виконтесса на мгновение растерялась, но вскоре в ее глазах опять вспыхнули игривые огоньки, и она прижалась к нему, хлопая ресницами.

— Вы такой решительный, милорд! — проворковала она. — Но если вы хотели зайти ко мне в спальню, вам надо было только попросить — я бы с радостью вас пригласила.

Он брезгливо тряхнул головой, отлепил от себя виконтессу и оглядел просторную комнату. В тусклом свете единственной лампы было видно, что, кроме них, здесь больше никого нет.

— Где ваш муж?

— Откуда мне знать? Когда я оставила его в бальном зале, он стоял, по локоть, запустив руку в лиф этой коровы, леди Керкенуэл. Вряд ли он появится до рассвета. — Она вскинула глаза на Гейбриела и призывно облизнула губы мокрым язычком. — Ну что, милый граф? Вы хотели немного поразвлечься до его возвращения? Если так, я к вашим услугам!

— Не знаю, в какие игры вы играете, миледи, но советую вам немедленно прекратить.

— Никаких игр. Просто мне противно смотреть, как вы тратите себя на эту маленькую дурочку, которая живет напротив. Ведь вы можете заполучить любую женщину, какую только пожелаете.

Гейбриел презрительно посмотрел на виконтессу:

— И вас в том числе?

— Конечно, дорогой, — произнесла леди Лэнскомб тихим страстным тоном и провела пальцем по его груди в распахнутом вороте рубашки. Кончик ее ногтя едва касался его кожи. — Я этого и не скрываю. Скажите только слово.

С трудом удержавшись от грубых действий, Гейбриел отстранил даму и шагнул назад, пытаясь установить между ними хоть какую-то дистанцию, пока у него не пройдет желание придушить эту женщину.

— Простите, Лидия, — твердо и категорично заявил он, — но, к сожалению, я вовсе не собираюсь развлекаться.