с протяжными современными гармониями так, как до него это удавалось разве что одному Монтеверди. Он был блестящим контрапунктистом, уступающим разве что Баху. Его гармонии были столь необычны и выразительны, что куда более поздние композиторы, как, например, Элгар, полагали их ошибочными и «исправляли» их[389]. Его танцевальная музыка заставляет танцевать, как и музыка Люлли. В его театральной музыке слышен тот же самый добродушный взрослый юмор, что и в музыке Моцарта: она полна восхитительных театральных жестов, как, например, эхо вне сцены в «Короле Артуре» 1691 года и быстрая смена настроений и музыкальных манер в блестящей, трогательной «Дидоне и Энее», впервые исполненной в женской школе в Челси в 1689 году. Его гармонические ритмы и мелодические линии блуждают и парят вокруг повторяющейся басовой линии с очаровательной гибкостью.

Быть может, самым впечатляющим достижением Перселла было то, что он разработал или даже почти создал практику песенного английского языка. Его друг и издатель Генри Плейфорд писал в предисловии к тому «Orpheus Britannicus», вышедшему спустя три года после смерти Перселла: «Исключительный талант автора ко всякого рода музыке хорошо известен, но особенно любим он за вокальные сочинения, имея особенную гениальную одаренность к выражению английских слов». В профессиональном плане его обучение и места службы знаменуют крайне успешную и весьма практичную карьеру, по большей части параллельную карьере его друга Джона Блоу: дитя капеллы, придворный пост, на котором он помогал своему крестному отцу чинить и содержать в порядке королевские музыкальные инструменты; органист Королевской капеллы (все еще в то время находившейся в Уайтчепеле, который сгорел вскоре после смерти Перселла) и Вестминстерского аббатства. Всю свою жизнь он провел в небольшом районе около Уайтчепела и Вестминстера, соседствуя со множеством талантливых, общительных, вдумчивых и творческих людей послереставрационного Лондона, – этот мир во всем его цветущем многообразии был описан другом и партнером по домашнему музицированию дяди Томаса, Сэмюэлем Пипсом.

Приведем пару примеров, отражающих эту констелляцию чудесных явлений и событий. «My Beloved Spake», по-видимому, сочиненная в середине 1670-х годов, когда Перселлу было около 17 лет, – строфический антем, в котором пассажи для струнного оркестра чередуются с музыкой для одного и более сольных голосов («строф») и быстрым взрывным звучанием хора. На основе этой почтенной модели Перселл создал калейдоскоп тембров, темпов и тональностей, радостно разносящихся среди стен и галерей капеллы Уайтчепел. Голоса певцов почти осязаемо ласкают английские слова: «tender grape», «green figs»; «Rise, my love, and come away»[390]. «Голос голубки» звучит поверх почти шубертовского гармонического извива, после которого следует самое невозможное повествование из когда-либо написанных. Это песня молодого человека, полного жизни, любви и таланта. Богу тут досталось немного места.

Маскарадного типа «Королева фей» гораздо масштабнее, чем ее более известная оперная сестра, «полуопера» «Дидона и Эней» (в которой встречается еще один герой на тенистых берегах Средиземноморья). «Королева фей» основана на особенно бесцеремонной переработке «Сна в летнюю ночь», в которую Перселл добавил запинающегося пьяницу, контратенора, одетого в женское платье, танцующих обезьян, китайский танец, волшебство, трубы, скрипки с сурдиной (впервые в Англии), строфические песни поразительной простоты, искусные сценические эффекты, а также одетых феями детей. Среди ее новшеств – амбициозный «Маскарад времен года», части которого соединяются повторяющимся рефреном.

Элементы «Королевы фей» созданы по модели музыки Люлли. Однако композитором, чья музыка оказала на творчество Перселла особенно заметное влияние, был его друг и старший современник Джон Блоу. Они делили между собой все – работу, друзей и в особенности музыкальные идеи, технические приемы и инновации. Часто они вдохновляли друг друга. Они, может быть, даже писали музыку вместе (подобно тому, как в 1664 году Блоу вместе с Пелемом Хамфри и Уильямом Тренером, будучи подростками, написали «Клубный антем»).

Другие композиторы в окружении Перселла не так ярко сияют на историческом небосводе по сравнению с их звездным коллегой. Однако Блоу был амбициозным, изобретательным и умелым композитором, которого весьма почитали при жизни, равно как и недолго проживший франкофил Пелем Хамфри и более старший Мэтью Локк (чья католическая вера серьезно ограничивала его жизненные и творческие возможности). Перселл написал красноречивую элегию на смерть Локка в 1677 году. Спустя 18 лет Блоу выказал ту же дань уважения Перселлу, когда тот стал внезапной жертвой неожиданного и непонятного заболевания в ноябре 1695 года, умерев на четвертом десятке лет, как и его собрат по блестящему юношескому дару Моцарт сто лет спустя.

Английская музыка на рубеже XVIII столетия обладает переходным характером, в ней слышно ожидание чего-то нового. Отчасти потому, что мы знаем, каким будет продолжение; отчасти оттого, что вкусы (и глубина кошельков) поздних Стюартов были не столь впечатляющими, как у их предшественников; отчасти же потому, что поколение музыкантов после Перселла, возглавляемое Уильямом Крофтом, было достойным, но не производящим особого впечатления. Тем временем иностранцы при дворе стали провозвестниками религиозных и политических перемен: итальянец Джованни Баттиста Драги в Католической капелле королевы, француз Робер Камбер и уроженец Каталонии Луи Грабу привлекали внимание короля и завсегдатаев публичных театров.

Гендель прибыл в Лондон менее чем через 20 лет после смерти Перселла. Между ними есть много общего как в музыке, так и в характере.

Германия XVIII в.: Телеман и опера до Генделя

Георг Филипп Телеман родился незадолго до Баха и Генделя в 1681 году и пережил обоих, умерев в 1767 году.

Современный слушатель, скорее всего, не думает о Телемане как об оперном композиторе (если вообще думает о нем). Однако в «Терпеливом Сократе» 1725 года, повествующем о двоеженстве в античных Афинах, звучит оживленное разнообразие вокальных ансамблей в господствующем на тот момент стиле. «Пимпиноне» 1725 года – это Lustiges Zwischenspiel[391], шумная разновидность оперы-буффа о молодой служанке-интриганке и доверчивом старом холостяке, предназначенная для исполнения между действиями более серьезного «Тамерлана» Генделя; Pastorelle en musique[392] (вероятно, написанная между 1712–1721 годами) – двуязычная свадебная серенада на немецком и французском языках, аркадийская идиллия, основанная на пьесе Мольера (в которой героя зовут Книрфкс). Будучи молодым (и неуверенным в себе) студентом-юристом, в самом начале XVIII века Телеман возглавлял Лейпцигский (отчасти любительский) Оперный театр на Брюле: позже он занял пост Рейнхарда Кайзера в (значительно менее любительском) Опере в Гамбурге. Он много путешествовал, становясь центром внимания музыкального мира всюду, где он вешал свою шляпу (иногда к досаде более старших коллег, как в случае с Иоганном Кунау в Лейпциге). Личная жизнь его была довольно хаотичной: его первая жена умерла молодой, а вторая, родившая от него девятерых детей, пристрастилась к игре