— У вас такой белый и вкусный хлеб! Вы выращиваете специальные зерна? — Это же пшеница, и чтобы белый хлеб могли есть горожане, нужны поля, нужно убирать, обмолачивать, нужны мельницы для такого тонкого помола. Хлеб на севере был грубый, темный, Исте приходилось больше ночи держать опару в тепле, чтобы он подошел. Вместо дрожжей использовали вьюн с соцветиями — шишками, вроде хмеля, добавляли сок ола. Но чаще готовили тесто на старой закваске, и это был безостановочный процесс.

— Ниже, в долине, у нас есть поля, раньше они были дикими, наши люди собирали семена, сами обрабатывали земли, а до этого был только темный хлеб, как на севере. — Он явно гордился.

До чего, «до этого»? До того, как он попал сюда? Слишком уж он умен, слишком другой. Мои подозрения, словно дрожжевое тесто, наполнялись воздухом подтверждений, и готовы были перелиться через край, но было рано.

— Как я завидую, что вы родились на этой красивой и теплой земле. Наверно, мальчишкой, вы рыбачили с лодок, ныряли под камни, спорили кто глубже. У нас есть только река, и мальчишки купаются не долго — в холодный реку покрывает лед, и там больно ноги от холода. Они ныряют, и достают рыб из-под камней. А здесь долго тепло. И дети растут сильными и здоровыми! — ну, давай, вспомни детство. Где ты рос, Ваал? Что делал? У тебя были родители, братья, сестры, ты ходил в школу, а может даже в институт? В каком городе? В какой стране? В какие годы, Ваал? Ты был темнокожим, и жил среди домов до неба? Ты жил там, где люди через море летают на крыльях?

Мое сердце забилось так сильно, что стучало в ушах. К лицу прилила кровь, и казалось, он сейчас заметит мое возбуждение, отдаст под стражу, и прикажет повесить. Какого черта ты раскатываешь по городу без охраны, Ваал? Ты живешь в землях, где через один дом есть люди, что молча желают тебе смерти. Ты плохо учился в школе, и не знаешь, что в любом мире, где нет сдерживания, авторитарный режим плохо закончит? Ты дурак, или я чего — то не знаю?

Когда люди на улицах стали узнавать Ваала, они широко улыбались, кланялись. Он снисходительно улыбался, и только глазами реагировал на их внимание — прикрывал веки. Папа Римский, блин. Чем они обязаны тебе?

— Сейчас мы выйдем у большого дома, где пекут хлеба на продажу. Эта семья делает хлеба круглые сутки, у них много детей, и все принимают участие в процессе. Здесь есть лавка, где можно купить горячий, очень хороший хлеб. — карета поехала медленнее, и я увидела дом с большим навесом рядом. Каменный забор был метров сто, и за ним располагалась самая большая в городе пекарня. Запах ванили и корицы заставлял думать, что я нахожусь в торговом центре в обед — супермаркеты в них любят запустить в вентиляцию нужные ароматизаторы, а запах свежей выпечки — один из самых желанных, начиная с обеда.

— Одрус Ваал, такая честь принимать вас в доме хлеба, — из ворот вышел высокий смуглый мужчина лет пятидесяти. Он расставил руки шире плеч, и поднял ладони вверх. Он встречал Ваала как короля, не меньше. За ним шли люди, и остановились, как только кучер открыл дверь кареты. — Просим пройти к нам, уважаемый одрус.

Поскольку надо мной больше не было надсмотрщицы, я решила не надевать на голову колпак. Ваалу было не до меня — он наслаждался любовью этих людей, он жадно пил каждый их вздох восхищения, он любовался не собой, он любовался их любовью к нему.

Да что здесь, черт побери, происходит? Что за кадры из фильма «Парфюмер»? Мы прошли во двор, там было несколько тандыров, но они были не в земле, как я видела на улице города — большие овалы, в которые можно поместить быка стояли на земле, словно огромные яйца драконов. А еще, там были печи, типа русских — в них выпекали высокие белые хлеба и булки. Я видела, как из такой печи вынули пиццу.

— Вот видишь, тут работают как хозяева дома, так и наемные рабочие. Здесь берут хлеб самые знатные горожане. — он подошел к одной из печей, и отломил корку от только вынутого, высокого, парящего ещё каравая. Хозяин был счастлив, его люди принесли столик, накрыли его, принесли напитки. Я приняла кружку с отваром и медом из рук, что поднесли ее, и обжигаясь начала глотать.

— Дайте пожалуйста холодной воды, — я обратилась к девушке, что так и стояла возле меня. — очень хочется холодной воды.

— Да, сейчас. — она пошла от меня в сторону дома, но остановилась у колодца, и сбросила в него деревянное ведро. Достала за веревку, и налила в большую кружку. Она шла ко мне с улыбкой полной искреннего доверия.

— Я благодарю вас. Вы так любите одруса Ваала, словно это ваш брат. — я пила, и краем глаза наблюдала за ней.

— Одрус Ваал помогает всем начать любое дело. Когда он пришел к отцу, у него была пекарня с одной печью под землей. Он рассказал ему как построить много печей, и как можно зарегистрировать наш дом хлеба. Только наш дом, и замок правителя имеет право печь белый хлеб. Больше никому нельзя покупать это зерно у правителя.

— Да, одрус очень мудрый и добрый человек, — я отдала ей кружку. Конечно, дорогуша. Твой отец просто оказался в нужном месте в нужное время. С этого начался контроль вашего дома и фонда семян. Монополия в диких условиях. Что еще меня ожидает? Меня повезут во все дома, что славят нашего великого одруса?

Ваал кивнул мне головой, что пора, и я направилась к карете. Он шел позади, и «терпеливо сносил» все слова от хозяев в его здравие.

Мы покатили дальше, люди начали выходить на улицы — шум возле хлебного дома и слухи, что бегом разносили мальчишки заставили вывалить на улицу всех, кто сейчас был дома.

— Сейчас мы заглянем в мастерскую, которая делает обувь, ремни, сумки, хорошее снаряжение для наездников. Там, наверное, уже много наемных рабочих, потому что некоторые заказы делает Мальян, и отвозит изделия на продажу за море, на север. Мальян занимается всеми купцами, только он может вывезти товары за море. — он вроде остыл от самолюбования, и немного пришел в себя, когда карета становилась возле небольшого дома, и он тоже имел высокий забор.

Мы вошли внутрь, и нас снова обдало волной благодарностей и сальных восхвалений одруса Ваала. Здесь был большой двор под навесом, и куча рабочих столов. Дальше помещения для выделки, растяжки. Огромное количество швей. Это напоминало небольшую фабрику. Работа встала, и все шли навстречу, улыбались и приветствовали Ваала.

Мы объехали дома, где делают посуду, выделывают шкуры и шьют из них шубы, делают стекло. Мы заехали в дом, где делают зеркала. Я наконец увидела себя в полный рост — это было странное чувство, как будто я смотрю фильм, где героиня повторяет мои движения. Я распахнула плащ, и увидела, что у меня длинные ноги, у меня красивые плечи, узкая талия, и совершенно милое для моего прежнего мира лицо. Волосы были как короткое карэ, из-под которого выглядывают отрастающие виски. Я увидела краем глаза, что Ваал, разговаривая с хозяином дома, украдкой поглядывает на меня.

— У нас на севере нет такого стекла, одрус Ваал. Оно испугало меня — я всю себя видела как в отражении воды, — я как могла, притворялась глупой крестьянкой, пока мы шли к карете.