- Ну да, - согласился я. - Вроде без вариантов. Мы же люди, а не пингвины.

- Кто такие пингвины?

- Вегетарианцы, - пояснил я. - Рыбой питаются, потому мирные.

Он задумался, а я поглядывал на него, хорош как соратник, хорош как воин. Можно бы ему еще и щит, но даже с мечом не уверен, хорошо ли я, точнее, правильно ли поступил. Все-таки косплеисты делают их для игры, а игра и есть игра. В детстве видел в цирке, как на грудь лежащего силача кладут наковальню и на ней молотобойцы выковывают подковы. Или же на грудь опускают глыбу камня и разбивают ее молотами.

А фокус в том, что чем больше масса на груди, тем легче выдерживает удары молотов, гасит их в себе. Куда болезненнее было бы положить камешек на грудь и ударить по нему молотом!

Обычный щит вбирает в себя удар, гасит, а суперлегкий саданет от удара противника тебя самого в морду. То же самое и с мечом: с обычным весом парирует удар, а с облегченным нужна иная тактика.

- Фицрой, - сказал я, - поупражняйся сперва. С таким мечом надо всегда на опережение!… Успеть ударить первым.

Он кивнул.

- Да, понимаю, парировать им труднее… Слишком какой-то легкий. Мой лучше. Но этот красивее.

- Зато рука не устанет, - поспешно сказал я. - А ты вообще-то юркий, как вьюн. Это больше по тебе.

Он спросил с сомнением:

- А не сломается от первого же удара? Что-то он вроде тонкой льдинки на солнце…

- А попробуй, - предложил я, - год у тебя рабом буду.

Он вскочил, глаза вспыхнули, как два солнца.

- Ловлю на слове!

Он с таким энтузиазмом ринулся к груде камней у обочины, что у меня сердце все-таки дрогнуло. Конечно, обычными методами не сломать, но кто знает, что может случиться в мире этой чертовой магии…

Конь его встал как вкопанный, не доезжая до камней. Я подъехал ближе, Фицрой настороженно поглядывает по сторонам. Я не успел открыть рот для вопроса, что случилось, как сам ощутил приближение холода.

Моя рука метнулась вперед, уже согнутая для стрельбы, а Фицрой легко и красиво выдернул меч.

- Не успел, - прошептал он, - проверить…

- Лучшая проверка, - сказал я, - это…

На дорогу выскочили несколько человек в лохмотьях, один прокричал страшным голосом:

- Слезть с коней!… Именем принца Роммельса!

- Ого, - сказал Фицрой, - давно я о нем не слышал…

- Что-то он затих, - согласился я. - За спиной всего трое?

- Но с пиками, - предупредил Фицрой.

- Тогда беру пикейхциков, - сказал я. - Они смешнее.

Он молча поднял коня на дыбы и бросил на тройку разбойников впереди. Они испуганно прыснули в стороны, но один ловко метнул топор, Фицрой успел пригнуться, дальше я не видел, так как развернулся к отрезавшим нам дорогу и сразу открыл стрельбу.

Все ждали чего-то другого, я стрелял, как в тире, где мишени на расстоянии пяти шагов, двоих убил на месте, но чувствую только злость и ожесточение, никакой жалости или раскаяния, что в нас, людях, пошло не так…

Или так правильно?

Фицрой там далеко развернул коня, мне он показался бледным, а когда приблизился, я увидел залитую кровью левую половинку лица. От крови уже промок воротник и плечо кафтана.

- Ты истекаешь кровью! - крикнул я.

Он слабо, но с великоглердской небрежностью отмахнулся:

- Ничего, царапина…

- Тебе полчерепа снесло!

Он изумился:

- Правда? А я как-то не заметил… Говорю же, царапнуло…

- От этой царапнутости откинешь копыта, - предупредил я. - Стой, не двигайся… Думаешь, мне тебя жалко? Ничуть. Мне напарника жалко. Вот выручим Рундельштотта, тогда хоть сам убейся о дерево. Или о стену, тоже хорошо.

Он с вялой улыбкой наблюдал, как я отстегнул пряжку пояса, вытащил нечто крохотное, меньше ногтя.

- Какой ты добрый…

- А то!

- Это у тебя что-то колдовское?

- Не вертись, - предупредил я. - Из меня хреновый лекарь. Дернешься, у тебя голова скатится на дорогу. А я попинаю…

Он поверил, застыл, а я быстро приклеил ему над виском пористый пластырь, растянул на глубокую рану, откуда все еще обильно течет кровь. Пластырь сразу же вздулся и начал выделять особый гель, что в ускоренном темпе заживляет раны, ожоги и вообще любые повреждения, а при потере крови еще и способствует ее повышенному кроветворению.

Фицрой прислушался, на губах появилась улыбка.

- Больше не болит…

- Но рана осталась, - сказал я строго. - Не щупай ее грязными лапами, не чеши!…

- И вообще забыть?

- Вот-вот!…

Он покачал головой.

- Ты не все сказал про волшебный меч… Я когда рубанул одного, чуть заодно и коня своего не погубил!… Кто ж знал, что лезвие пройдет сквозь плоть и кости, словно я по листу папоротника попал! Хорошо, двое других растерялись еще больше, чем я… С минуту смотрели на перерубленное пополам тело, а потом заорали и бросились удирать.

- А ты?

- Тоже заорал и ринулся догонять…

- Никто не ушел? - спросил я.

Он посмотрел за мою спину.

- Судя по твоим, никто.

- Я про твоих спрашиваю, - ответил я сварливо. - У меня один убежал. Правда, недалеко.

Он привстал в седле, посмотрел по сторонам.

- А-а-а, это он там в болоте тонет?

- Он, - подтвердил я. - Похоже, трясина. А эти дикари выбираться из нее не умеют. Хотя это так легко…

- Это тебе легко.

Он пустил коня через кусты, за ними открылось небольшое болотце, но глубина чувствуется, иначе лес бы давно задавил, деревья вокруг выросли уже высокие и толстые.

Утопающий увидел нас и прокричал отчаянно:

- Я тону!… Дайте мне руку!

Я сказал ему с грустью:

- В наше время никто никого не слышит. Люди совсем глухие к чужим страданиям.

- Дайте мне руку! - повторил он громче.

- Она мне самому нужна, - ответил я и повернулся к Фицрою: - Что скажешь?

Фицрой ответил со вздохом:

- Я бы помог, это уже не враг, а пострадавший… Но слезать с коня, а потом залезать снова…

Голова разбойника все погружалась, темная зловонная жижа поднялась уже до подбородка.

Он прокричал отчаянно:

- Я все расскажу! Все-все!

- Все никто не знает, - возразил Фицрой и вздохнул. - А как бы хотелось…