В салоне Одоевского то шли научные дискуссии, то звучала музыка. Графиня Лаваль писала дочери (Е. Трубецкой) в Сибирь об Одоевском: «Он страстно увлекается музыкой, сочиняет, аккомпанирует, играет фантазии, вариации с таким чувством и такой выразительностью, что даже те, кто не понимает музыку, слушают его с удовольствием». Но самым серьезным и плодотворным увлечением Одоевского была педагогика. Педагогическую деятельность он начал в воспитательных домах Петербурга и Гатчины, помогая в организации музыкальных занятий и при этом дружески сойдясь с попечителем М. Ю. Виельгорским. В начале 30-х годов Одоевский познакомился с преподавателем Гатчинского воспитательного дома Е. О. Гугелем и его методом, который оказал на него большое влияние. В первой половине 30-х годов под псевдонимом Дедушки Иринея появляются первые детские сказки Одоевского — «Городок в табакерке», «Мороз Иванович», «Сиротинка» и др. В это же время он подготовил пособия для воспитательных и сиротских домов — «Азбуку для детских приютов», «Руководство для гувернанток», «Наука до науки», впервые в России разработал звуковой метод обучения грамоте; В 1846 году организовал в Петербурге «Общество посещения бедных».

Не только соратники в просветительской деятельности, но и писатели, подобные Кольцову, Белинскому, а потом Достоевскому были постоянными гостями Одоевского по субботам. Современники замечали, что в салоне Одоевского существовало как бы два отделения: одно — светское, в гостиной около княгини, другое — демократическое, в кабинете у князя. А. Тургенев замечал: «Я понимаю княгиню, что она не дозволяет Одоевскому вводить в ее салон всех его субботних гостей… Да, господа, низко упали литераторы, от них со страхом сторонится светское общество…».[180] Несмотря на все старания Одоевского, ему не удалось сблизить литераторов со светским обществом.

К концу 40-х годов демократические писатели перестают появляться в салоне Одоевского, их сменяют сановные посетители. В начале 50-х годов «субботы» Одоевского прекратили свое существование.

В конце 30–40-х годов наряду со светскими салонами стали появляться и разночинные собрания, главным образом литераторов. Такими были, например, «среды» Н. В. Кукольника, довольно иронично описанные в воспоминаниях И. И. Панаева. В конце 30-х годов Н. В. Кукольник вместе с братом занимал квартиру в Фонарном переулке. Там и возникли его приемы по средам, которые посещали не только любители искусства и поклонники литературы, «а всякого рода весельчаки, военные и штатские, пожилые и молодые — даже игроки, аферисты и спекулянты». На этих вечерах нередко читались и новые литературные произведения, чаще самого хозяина. «Каждое чтение… оканчивалось ужином и шампанским. На этих ужинах поэт делал объяснения своим произведениям… Известно, что Кукольник почти всех своих героев заставлял красноречиво пророчествовать и любил сам пророчествовать о себе на дружеских сходках». Например, утверждая, что Пушкин талантлив, но не глубок, предполагая, что сам создает «что-нибудь прочное, серьезное, может быть, дает другое направление литературе». На средах Кукольника часто бывал и играл там важную роль Булгарин, «которого, — добавляет мемуарист, — новое пишущее и читающее поколение этого времени все без исключения презирало».[181]

В начале 40-х годов в Петербурге демократический литературный салон стал собираться на квартире И. И. Панаева в доме Лопатина на Невском у Аничкова моста. В отличие от разношерстных собраний Кукольника это был чисто литературный кружок, который посещали, кроме хозяина, Белинский, живший в том же доме, князь Одоевский; известный историк Петербурга Башуцкий; В. П. Боткин; переводчик Шекспира Кетчер; А. А. Комаров, преподаватель русской словесности в военно-учебных заведениях; Анненков — впоследствии издатель сочинений Пушкина, И. С. Тургенев, Тютчев и Н. М. Языков. С 1845 года кружок стали посещать Некрасов, Достоевский и Григорович. Средоточием кружка, по воспоминаниям племянника И. И. Панаева, был хозяин, «искренне, горячо и бескорыстно преданный литературе», приветливый, доброжелательный, и Белинский. Один из его посетителей вспоминал: «Аристократические салоны и тузы были нам известны только по именам. Но весело нам было очень… Мы мечтали о лучшем будущем, не формируя положительно, каким оно должно быть, жадно собирали все анекдоты, слухи и рассказы, из которых прямо или косвенно следовало, что апоплексический зверь недолго провоеводствует».[182] Подразумевая под «апоплексическим зверем» Николая I, автор таким образом свидетельствовал о присущих членам кружка антиправительственных настроениях. На собраниях обсуждались новые произведения, шли горячие споры о будущем русской литературы, об историческом значении Москвы и Петербурга. Нередко, собравшись, друзья шли в театр, театральные интересы также были сильны в кружке.

В 1843 году на квартире Панаева обсуждали очерк Некрасова «Петербургские углы». В 1845 году Достоевский читал роман «Бедные люди». Споры по поводу этих произведений сблизили Белинского, Панаева, Некрасова, Григоровича и др., подготавливая образование редакции знаменитого «Современника», положили начало объединению писателей, возглавивших новое реалистическое направление в русской литературе, известное под названием «натуральной школы».

В первой половине XIX века салоны существовали не только в Петербурге и Москве, но и в ряде провинциальных, преимущественно губернских городов. Есть сведения, что в начале XIX века своего рода литературный салон существовал в Харькове у жены губернского прокурора Любовниковой и собирал «цвет тогдашнего харьковского ученого и литературного света…».

В 1820-х годах в Казани возник литературный салон в доме Федора Михайловича и Поликсении Ивановны Рындовских. Ф. М. Рындовский был не чужд литературе, печатал очерки в «Заволжском муравье». Жена принадлежала к литературному семейству Панаевых. В салоне Рындовских происходили литературные чтения. Собрания не носили регулярного характера.

Более известным и многочисленным был салон Карла Федоровича и Александры Андреевны Фукс. Хозяин — профессор Казанского университета — был широко образованным человеком. Кроме родного немецкого и русского языков, знал французский и, будучи в Казани, выучил татарский язык. Пользовался огромной популярностью как врач, вместе с тем изучал край, обычаи местного населения, собирал старопечатные книги; обладал огромной естественно-исторической коллекцией, большой библиотекой, картинной галереей с полотнами мастеров фламандской школы. Под его влиянием жена увлеклась этнографией, историей края, написала несколько пьес и романов. В салоне их собиралось общество в несколько десятков человек: местные помещики, профессора университета, чиновники. О содержании собраний можно судить по программе одного из них. Сначала хозяйкой был прочитан отрывок из ее романа «Зюлима» с описанием лагеря Пугачева под Казанью и «разными его неистовствами». Затем И. А. Второв читал «Воспоминания о Казани» начала XIX века «с разными интересными подробностями». Вечер завершился чтением описания татарской свадьбы К. Ф. Фукса. В 1833 году проездом через Казань дом Фуксов посетил А. С. Пушкин и провел у них целый день в беседе с хозяевами. Переписка великого поэта с профессором Казанского университета и его женой продолжалась до 1837 года.