Эти две державы должны осознавать, что США обладают волей и способностью реагировать на любые их региональные действия. Очевидно, что сдерживание предпочтительнее прямого вмешательства. Однако политика сдерживания вовсе не означает, что правительство (в нашем случае правительство США) отказывается защищать свои интересы. Эта политика подразумевает размещение вооруженных контингентов поблизости от районов, на которые могут претендовать или против которых могут выступить Китай и Россия (или в самих таких районах); следовательно, нужно увеличивать численность сухопутных и воздушных сил США в Европе и в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Применительно к России США также должны быть готовы к наличию своего рода «серой зоны», где агрессия осуществляется иррегулярными силами и вооруженными местными жителями (восток Украины). Данная тактика вряд ли требует применения статьи 5 устава НАТО об общей обороне, но угрожает стабильности мира; нужны оружие, разведывательная деятельность и подготовка местных сил, чтобы члены НАТО, соседствующие с Россией, могли справиться с подобными вызовами, если те актуализируются[168][169].

Присутствие может быть дополнительно усилено за счет регулярного направления в регионы сменного контингента и частых совместных военных учений. Подобная деятельность вдобавок подчеркивает вашу заботу о союзниках, тем самым обнадеживая друзей и партнеров и уведомляя реальных и потенциальных врагов о необходимости соблюдать осмотрительность. Важно, чтобы все реализовывалось в конкретном регионе и только с применением обычных вооруженных сил, поскольку США вряд ли хотят поставить себя в такое положение, когда единственным ответом на вызов будет эскалация конфликта в форме географического распространения кризиса, расширения списка применяемого оружия или признания результатов успешной агрессии. Текущие действия США в тех регионах, которые были обозначены выше, начинают соответствовать принципам, которые я формулирую на этих страницах.

Мне представляется важным кое-что пояснить. Я не ратую за доктрину сдерживания наподобие той, что определяла внешнюю политику США в годы холодной войны и побуждала противодействовать любым шагам Советского Союза по расширению своего влияния. Я не считаю, будто Китай или Россия (вопреки советскому «наследию») подчиняются идеологическим или геополитическим императивам и стремятся максимально, неограниченно расширять зону своего контроля и влияния. Поведение России на Украине, сколь бы прискорбным оно ни было, не является первым шагом на пути к мировому господству; то же самое касается поведения Китая в Южно-Китайском море. Скорее каждая из этих стран руководствуется политическими (националистическими) мотивами и соображениями безопасности, которые, при всех их мнимой «безразмерности», вполне возможно реализовать, то есть ими можно управлять и направлять. Лишнее подтверждение того, что по отношению к этим двум странам лучше всего подходит политика, которую наиболее корректно описать как «интеграцию»[170]. Она подразумевает вовлечение этих стран в региональный и общий миропорядки через участие в процессе определения сути легитимности и через «хеджирование», заставляя осознать, что их действия не принесут выгоды и обернутся немалыми убытками, если они продолжат вести себя нелегитимно в глазах США и союзников Америки. Другими словами, военные приготовления и демонстрации силы необходимы, но их одних недостаточно. США не нужно создавать впечатление, будто конфронтация и конфликты неизбежны. Посему полезно пропагандировать и, где это возможно, укреплять сотрудничество, которое можно охарактеризовать как дипломатическую и экономическую взаимозависимость.

Дипломатическая взаимозависимость представляет собой способ убедить другие страны в том, что они должны участвовать в построении и поддержании общемирового и регионального миропорядка, то есть в определении того, что может и должно считаться легитимным, и в соблюдении этой легитимности на практике. Это форма геополитической интеграции. Отчасти она схожа с предложением, сделанным Китаю несколько лет назад, стать «ответственным держателем акций»[171]; в Китае, к слову, многие восприняли это предложение как фактическое требование подчиниться миропорядку, сконструированному США. Задача состоит в том, чтобы два правительства вместе разрабатывали правила и механизмы, определяющие легитимность действий. А цели должны быть реалистичными и конкретными.

Для этого потребуются консультации, более частые и более творческие, чем постепенно обюрокрачивающийся «Стратегический и экономический диалог», стартовавший в 2009 году (с тех пор он ежегодно фигурирует в календарях руководителей Государственного департамента США и министерства финансов, равно как и в календарях их китайских коллег). Понадобится также сознательно избегать так называемой «увязанности проблем», как говаривали в годы холодной войны, то есть такого политического подхода, когда сотрудничество в одной области (скажем, экономической) намеренно увязывается с сотрудничеством (или хотя бы с отсутствием конкуренции) в других областях. Тогда думали, что такая тактика обеспечивает сторонам рычаги влияния. Это, конечно, не тактика из разряда «все или ничего», но близкая к ней. Я же предлагаю, пожалуй, нечто принципиально иное: признать целью дипломатии сохранение и даже расширение сфер сотрудничества в условиях неизбежных разногласий. Разумеется, здесь велика опасность накопления разногласий, которые способны поставить под сомнение сами основы отношений, но принцип взаимодействия должен сводиться к поддержке существующих форм сотрудничества (и развивать новые формы), даже пускай страны ссорятся – в конце концов, последнее время от времени неизбежно.

Необходимость избегать «увязанности проблем» накладывает ограничения на применения санкций в качестве инструмента внешней политики. Если вводить санкции против России или Китая в ответ на какие-то действия с их стороны, признанные нелегитимными, эти санкции следует максимально сузить, чтобы не пострадали отношения целиком и не был утрачен шанс на выборочное сотрудничество. Хорошая новость заключается в том, что санкции все чаще удается адаптировать таким образом, чтобы они оказались разумными и целенаправленными. Еще важно, чтобы всякую санкцию легко можно было бы изменить или отменить, если того потребуют обстоятельства. Добавлю сюда два замечания. Санкции слишком просто превращаются в инструмент выбора «безопасного» третьего способа поведения, считая первым бездействие, а вторым использование военной силы. Однако история свидетельствует о том, что сами по себе санкции редко приносят пользу. Вдобавок не исключено, что у них обнаружится целый ряд непреднамеренных и нежелательных последствий, в том числе нанесение ущерба гражданскому населению и укрепление власти авторитарных правительств. Во-вторых, для США важно проявлять осторожность и не превращать санкции в значимый источник трений с друзьями и союзниками, которые по тем или иным причинам отказываются одобрять все, чего желает Конгресс или исполнительная власть Америки. Санкции должны применяться для причинения урона целевой стране при условии, что они не вредят другим отношениям[172].