Телефон зазвонил опять.

Это оказалась Ксения Болконская, которую за время отсутствия тоже ограбили. Она спрашивала, не могу ли я сегодня переночевать у нее, желательно вместе с тетей Светой.

Я пообещала приехать, правда, одна.

В результате мама осталась в квартире с Иваном Васильевичем и Агриппиной Аристарховной. К двери они приставили пару стульев. Если воры полезут – раздастся грохот. Но с другой стороны, если бы у нас хотели побывать, то уже побывали бы.

С Иваном Васильевичем мы распрощались до одиннадцати утра завтрашнего дня. На это время нас всех пригласили в прокуратуру.

* * *

Когда я поднялась на этаж, то первым делом увидела человека, устанавливающего новые замки. С возможностями и связями Ксении мастера можно найти и вечером в воскресенье.

В квартире царил хаос. Полы, правда, не вскрывали. Но тут воры нашли все, что хотели, и без вскрытия полов.

У Ксении украли все драгоценности, хранившиеся дома. По приблизительным подсчетам, на сумму около восьмисот тысяч долларов.

– Почему ты не держала их в банке? – воскликнула я.

– Я их регулярно ношу. То есть носила. И это очень кстати. Завтра буду рыться по журналам, просмотрю старые кассеты с записями передач и с тусовок. Это должно хоть как-то помочь органам. И мои знакомые журналисты подключатся. Фотографии моих драгоценностей поместят в газетах, что-то покажут по телевизору, все запустим в Интернет. Ворам будет это сложно продать.

– Ты уверена?..

– Так появляется хоть какой-то шанс что-то вернуть – и выйти на этих негодяев. Паскудников обещал по своим каналам поспрашивать.

Ксения схватилась за голову и зарыдала. Я обняла ее и стала гладить по спине. Вот уж не ожидала, что буду утешать Болконскую! Но сейчас мне было ее по-настоящему жаль. Она так искренне страдала! Ведь она любит эти побрякушки, и их потеря для нее, возможно, трагична, как для другого – потеря близкого человека.

Отсек с квартирами, принадлежащими семье Ксении, и сами квартиры, как и в случае Агриппины Аристарховны, открывали «родными» ключами. Ничего не переворачивали только в квартире у мамы, все иконы остались на месте, хотя там имелись и старинные. Более того, воры не нашли папин сейф, в котором хранились деньги и документы.

– Почему ты не держала там драгоценности? Хотя бы часть?!

Ксения пожала плечами. Задним умом мы все сильны.

Папина треть пострадала слабо. Порылись в шкатулке с запонками, но Ксения не могла точно сказать, пропали какие-то или нет. Сам папа не был охоч до драгоценностей. У него имелась пара булавок для галстука с бриллиантами, которые хранились в сейфе, сам он постоянно носил большой крест и перстень.

То есть однозначно покушались на драгоценности Ксении.

– Там было что-то на самом деле дорогое? – спросила я. – Я понимаю, что тебе все жалко. Ты все любила. Но, может, охотились за чем-то конкретным? Какой-то авторской вещью? Фаберже или кто-то чуть менее известный?

Ксения кивнула и рассказала, как к ней попал исключительно дорогой комплект, который вроде бы Николай Второй заказывал для Матильды Кшесинской. Потом у них произошла размолвка, и он разрешил мастеру продать комплект другому покупателю, которому он очень понравился. Это был богатый купец, который хотел сделать подарок молодой жене.

В период «марафона» по сбору средств на восстановление Петербурга фондом «Возрождение» молодая жена была уже древней старухой и доживала последние дни. Она попросила сиделку пригласить к ней руководителя фонда, чтобы, как она выразилась, «посмотреть ему в глаза».

– И твой отец поехал?

– Да. Его люди провели расследование – кто такая эта столетняя старуха. Да ей даже было больше ста лет… Она задала отцу массу вопросов. Хотя она давно не вставала с постели, голова у нее оставалась светлой. Но мой отец кому угодно мозги запудрит. Если бы ты его когда-нибудь слышала…

– Я слышала.

– Ах да, конечно. Так вот, старуха рассказала про родственников, которым не желала оставлять подарок своего давно умершего мужа. Она хотела, чтобы украшения пошли на восстановление Петербурга.

Ксения замолчала. Мне и так было все ясно.

– И она еще сказала, что если отец не пустит его на благие цели, то все равно его потеряет… И она заставит его страдать с того света…

Ксения закрыла лицо руками.

– Отец сказал, чтобы я пореже в нем появлялась. Только на закрытых вечеринках, среди проверенных людей. Ни в коем случае не на публике. Я в нем ни разу не фотографировалась! На тех закрытых вечеринках вообще не принято фотографировать. И дамы там появляются в таком… – она закатила глаза. – Никто, в общем-то, особого внимания на тот комплект и не обращал. У других были не хуже. И тоже явно с долгой историей. Последний раз я надевала его года полтора назад.

– Ты можешь составить список тех, кто бывал на тех вечеринках?

– Для милиции? Ты в своем уме? С ними лучше не связываться. Если я назову их имена, мне самой не поздоровится. Да и милиция их в любом случае не сможет допросить. Но я уверена – это не они. Они не стали бы опускаться до подобного, – Ксения обвела рукой разгромленную квартиру. – Это кто-то более мелкий. Возможно, он даже не знает истинной ценности того комплекта.

– Ты назвала сумму восемьсот тысяч долларов. Она включает этот комплект?

– Нет. Я про него вообще не говорила милиции. Папа велел не упоминать. Я ему позвонила. Но он приедет только завтра утром.

Если бы я умела свистеть, присвистнула бы. Восемьсот тысяч долларов без комплекта! И он, вероятно, еще столько же, если не больше. Затраты на размещение нас в проклятой квартире были значительно меньше, а питались мы за счет депутата. Но опять же я-то тут при чем? И бомж Иван Васильевич? И финский алкоголик Лассе?

– Кто-то еще знал, что этот комплект у тебя? – спросила я. Мистика мистикой, но мне казалось, что окружающими нас таинственными силами кто-то умело руководит.

– Нет. Даже мама, но в любом случае ее драгоценности уже давно не интересуют. Ее богомолки его на мне не видели. Вообще-то многие знали, что у меня масса драгоценностей… – задумчиво произнесла Ксения. – Как я тебе уже сказала, я постоянно появлялась то в одних, то в других. Наверное, в самом деле просто брали все оптом.

– Но у Агриппины Аристарховны раньше тоже были старинные драгоценности, – напомнила я. – Она почти все продала. Но этого могли и не знать те, кто за ними приходил. Надо завтра поговорить с ней.

– Хорошо, пусть к Агриппине и ко мне приходили за драгоценностями, – согласилась Ксения. – Но у тебя-то, как ты сама говоришь, брать нечего? И у тебя воры не были.

– В нашей семье точно нет ничего подобного, – уверенно заявила я.

Ксения о чем-то глубоко задумалась.

– Ты все-таки попала в верещагинскую квартиру случайно, – сказала она. – Ты могла сесть в любую машину. Никто не знал, что ты выйдешь именно в этот момент. Ты вполне могла… еще прогуляться, или я не знаю что.