Все в тревожном изумлении переглянулись между собой, и слышно было, как мысли побежали в допытливых умах. Восхитительнее всего была реакция Марии – она сидела в совершенном спокойствии и от нее веяло умиротворением и благостью, одного короткого взгляда на нее хватило бы, чтобы успокоить бушующий океан. Ей как будто уже поведал кто-то, к чему ведет это событие, и она в принятии ждала свершения его и последствий.

– Ты сообщал в полицию? – сочувственно спросила Александра Михайловна.

– Вы знаете, что он ученый, он часто жил неделями в нашем дома у озера в Подмосковье, где он оборудовал себе частную лабораторию, натаскал дорогущего хлама. Когда я в последний раз уезжал на соревнование, он отправлялся туда. Через месяц я вернулся, но отца не нашел нигде. Я оставил ему сообщения, он не ответил. Сегодня уже два месяца как его нет.

– Почему ты пришел к нам? – хмуря брови, спросила Ольга.

– Полиция не смогла помочь?! – воскликнула Женя

Переживания буквально вырывались из нее, как бы она ни старалась их сдерживать. Глаза намокли, а руки то крепко сжимали руку жениха, то возмущенно и удивленно взлетами вверх.

– Они разослали ориентировки, провели какое-то скудное расследование и сказали мне ждать и надеяться.

– Молиться не предлагали? – фыркнула Ольга.

– Все, что у меня есть – это запароленный ноутбук отца.

– Взломать, – небрежно подсказала Ольга.

Артур развел руками.

– Мне это не удалось. И никому из моих знакомых. Пароль необходимо ввести правильный. В противном случае сработает взрывчатка, которую мой параноидальный отец установил еще три года назад.

– Я немедленно позвоню Альберту, – горячо переживая, сказала Женя, – Он придумает что-нибудь. Он найдет выход.

– Не переживай, мы найдем твоего отца, – ободряюще произнесла Александра Михайловна и прижала его к себе, словно трехлетнего сына.

Ольга была в смешанных чувствах – с одной стороны ей не верилось в минутное исправление почти тридцатилетнего эгоиста, с другой стороны – что-то, называющееся интуицией, шептало ей о сочувствии и желании помочь. Ее привычное одеяние в скалистую неприступность и бесчувственную физиономию с двумя щепотками надменности спряталось вместе с ниспроверженными жизнью принципами и представлениями, и перед выбором она стояла голая и настоящая. Она вдруг почувствовала необходимость в ком-то сильном, кто смог бы ее защитить от несправедливости мира, и сама не успела себя остановить прежде чем поцеловала в щеку сидящего рядом Дэниэла. Опешили все, в первую очередь сам Дэниэл. Ольга опомнилась и поспешила встать из-за стола, чтобы проводить Артура.

Они вышли на крыльцо дома, день стоял солнечный, но холодный ветер разгонял теплоту.

– Спасибо, что согласилась помочь, – поблагодарил Артур.

– Теперь это моя прямая обязанность, – ответила Ольга, растирая руками замерзшие плечи.

Артур хотел было обнять ее, но остановился и сочувственно посмотрев, сказал:

– Мне жаль Петра Алексеевича.

Ольга раздраженно замотала головой.

– Не надо. Он в лучшем месте и пусть ему там будет хорошо и спокойно. А твоего отца мы найдем, я обещаю.

– Спасибо, – произнес Артур и, колеблясь, добавил, – Я обещал больше не беспокоить тебя, но…

– Все в порядке. Многое изменилось, многие обещания аннулированы.

Они постояли еще в тишине, провожая глазами проезжающий мимо автомобиль.

– Женя и Джек женятся? А как у вас с Дэниэлом?

Ольга одарила Артура неодобрительным взглядом и, фыркнув, пробормотала:

– К чему ты это спрашиваешь? У нас все нормально.

Тишина прервалась ревом мотора соседских машин, а когда все вновь затихло, Артур, повернувшись к Трубецкой, сообщил:

– Мне, наверное, пора идти.

– Иди, – равнодушно отозвалась Ольга.

– Если будет настроение поговорить, звони, – предложил Артур и, смущенный поведением подруги, пошел в сторону припаркованного автомобиля.

Ольга вернулась в дом, закрыла дверь, гадая, куда и зачем отправился дядя Давид (а именно так звали отца Артура), какие события предшествовали его пропаже и какими полезными в поисках пропавшего человека средствами она располагает.

После решено было возвращать парижан домой в срочном порядке. Тревожный звонок матери вырвал Юлю и Альберта из уже привычного из размеренного ритма. Самочувствие Трубецкой и правда заметно улучшилось, дрожь в руках и истерики в слезах по ночам прекратились, но печаль осталась. Альберт в свою очередь был привычен к смертям – он много видел ее в детстве и , кроме того, он был учёный. Как и любой другой ученый, в глубине души своего сердца Альберт был суховат. Он с любопытством изучал то, что не заставило бы его мир перевернуться с ног на голову, и с великим скептицизмом отвергал все, что не вписывалось в его представления о мире. И в отличие от его возрастных названных братьев его юношеский пыл и максимализм скорее получил второе дыхание, чем сошел на нет от опыта пережитого. Свежие для него взгляды Юлии и ее восхищение от всего, что он уже давно принимал со спокойствием, приводили его в восторг, заставляя открывать все больше и больше нового для Трубецкой. Когда они оба сидели наверху Эйфелевой башни и смотрели, как погасали ночные огни, и утреннее солнце медленно поднималось вверх, расстелив свои лучи на крышах Парижа, Юле в голову приходила одна тревожно настойчивая мысль: "А что если все это скоро кончится?".

– Что кончится? – тепло спрашивал Альберт

– Наши дни.

– Тогда давай будем еще больше ими наслаждаться.

В то время, как молодая пара паковала вещи и покупала билеты на самолет, Ольга обдумывала дальнейший план действий. Мигрень, мучившая ее с самого утра, разошлась во всю силу, так что перед глазами у Ольга стало двоиться. Она с трудом подошла к столу, где лежал телефон и собралась звонить Дэниэлу, но ее руки вдруг отяжелели, стали ватными и непослушными, а в ушах раздался оглушающий звук, как будто что-то взорвалось. Она упала без сознания на пол, а проснувшись, снова оказалась в белой комнате. Трубецкая провела в ней шесть часов, прежде чем обессиленная и напуганная, уснула, свернувшись в клубок на холодном полу.

Глава 3.

На тело, погруженное в жидкость или газ,

действует выталкивающая сила,

направленная вертикально вверх,

численно равная весу жидкости

или газа, вытесненного телом,

и приложенная в центре тяжести

погруженной части тела.

Закон Архимеда

Рассвет на Москве-реке этим холодным ноябрьским утром был совершенно особенным. Восходящее солнце посыпало золотистой мерцающей крошкой крыши двухэтажных домой, выстроившихся в ряд вдоль красной кирпичной дороги. Просыпаясь от лёгкого дуновения ветра, тихо шуршали оставшиеся на ветках полуголых серых деревьев желтоватые листья. Почти все птицы уже успели переселиться на долгую морозную зиму в тёплые края, и никто не пел звонкие радостные песни, только одинокий крошка- воробей изредка едва слышно чирикал, прыгая по земле поджимая