Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не уверен, что его миссия завершится полным успехом, потому что наместник Гай Антилл уже слал вам донесения, что опасается большого набега от группы племён свевов, разоряющих сейчас юг Галлии, — сообщил Гауденций. — Я питаю надежду, что нас послушают наместники Лузитании и Бетики, куда мой сын поедет после посещения упомянутых провинций. Там стоят лимитанские легионы, защищающие берега — вот на них я бы стал рассчитывать.
— Где мои комитатские легионы, Гауденций? — с отчаянием спросил император. — Где они все? Ведь их было так много…
Глава шестнадцатая. Мордовое побоище
/3 июля 409 года нашей эры, Провинция Паннония, дом Зевты/
— В смысле идёт сюда⁈ — выпучил глаза отец, услышав слова Эйриха.
— В прямом, — вздохнул Эйрих. — Дальние дозоры видели визиготов у Аквилеи — это значит, что очень скоро всё воинство Алариха будет здесь. И он идёт с немирными намерениями. Он хочет нас уничтожить.
— Но почему⁈ — воскликнул отец поражённо. — Мы ведь ему помогли!
— Слишком хорошо помогли, видимо, — вздохнул Эйрих с грустью. — Но о причинах будем думать потом. Сейчас надо уведомить Сенат, а затем начать срочно разрабатывать план обороны.
— Сколько у него воинов? — взял себя в руки первый консул.
— Не меньше шестидесяти тысяч, — ответил Эйрих. — Огромная сила, требующая вооружить всех, без исключения, воинов нашего народа. Если мои подсчёты верны, то мы можем выставить двадцать семь тысяч воинов, восьмая часть из которых будет так себе.
— Эх, мало… — скрипнул зубами Зевта.
— Но у нас есть проверенные в бою воины, только вернувшиеся с похода, а также целый легион старого порядка, — усмехнулся Эйрих. — Если используем их грамотно, то Алариху придётся сильно постараться, чтобы одолеть нас.
— Идём в Сенат, там как раз заседание, — встал отец из-за стола.
Новости о неожиданном прибытии войска Алариха пришли с утра, что очень удачно, потому что можно застать всех, без исключения, сенаторов на утреннем заседании, где они должны обсуждать новый регламент формирования фракций.
В нынешнем формате слишком всеобъемлюще и сильно влияние лидера, поэтому Торисмуд, почувствовавший снижение собственного влияния, на фоне недавних событий, решил испортить жизнь остальным фракциям. И портил он им жизнь умело, ловко, с применением изуверской хитрости, кою Эйрих в нём начал разглядывать только сейчас.
«По-настоящему хитёр тот, о ком никто не думает, что он хитёр», — посетила его голову мудрая мысль.
Второй консул Балдвин легко согласился продвинуть инициативу о формальном дроблении фракций на партии, с более подробным уточнением спектров взглядов на конкретные политические идеи. Деление фракции — это новое явление, порождённое разумом Торисмуда, пожелавшего создать немножко хаоса, в котором легче всего будет восстановить утраченное влияние.
Само понятие «партия» не представляет собой ничего нового, ведь у старых римлян Сенат условно делился на две партии: популяров и оптиматов, но это были очень непрочные формирования, между которыми регулярно «кочевали» массы сенаторов. Торисмуд же предложил наполнить термин «партия» новым смыслом, дабы чётко разделить сенаторов на противоборствующие лагеря.
Нет, озвучил он всё весьма благовидно: целью этой инициативы он задекларировал «более точное соответствие воззрений каждого сенатора, возникающее вместе с партией, а не вынужденное следование для кого-то слишком абстрактной главной идее фракции».
«И придраться даже не к чему», — усмехнулся своим мыслям Эйрих. — «Действительно, многие сенаторы будут рады вступить в партию, в которой чётко обозначено следование конкретным идеям, а не чему-то вроде „пойдём скоро на римлян, станем богатыми, хурра!“ или в этом духе…»
Естественно, что эта инициатива понравилась рядовым членам фракций, благосклонно воспринявшим проект инициативы на вечерних слушаниях. Дело нешуточное, поэтому Торисмуд предложил обсуждать инициативу на трёх заседаниях, чтобы выработать точно устраивающий всех регламент. Он проявлял живейшее участие в обсуждении, хотя Эйрих прекрасно понимал, что главное дело старший сенатор уже сделал — заронил в почву зерно, а дальше оно само вырастет… во что-то. Но желаемый им хаос уже начался.
С «партийной инициативой» остготский Сенат ступает на нетвёрдую почву отсутствия чужого опыта: такого ещё не было нигде, поэтому нельзя подсмотреть готовые и рабочие рецепты в трактатах старых римлян и греков — все их ошибки будут первыми, а от того очень болезненными. И решать их придётся на ходу, почти вслепую, опираясь лишь на логику и здравый смысл.
«А и того, и другого, у сенаторов, порой, сильно не хватает…» — мысленно посетовал Эйрих.
На самом деле, он слегка кривил душой, думая о сенаторах так плохо. Там, где им не хватает логики и здравого смысла, они берут числом, потому что в споре десятков стариков очень часто рождается безусловная и абсолютная истина. До некоторых истин, выработанных коллективом сенаторов, не дошёл даже он, отживающий уже вторую жизнь.
Например, он бы ни за что не смог выработать решение религиозного вопроса так изящно, как это сделали ворчливые старые пердуны из Чёрной фракции: сенатусконсульт «О замирении с никейцами» ловко уводил Сенат от втягивания его в религиозный спор между арианами и никейцами. Достигнуто это было с помощью выкопанного, неожиданно, Сигумиром Беззубым, Миланского эдикта, взятого трофеем группой налётчиков, сумевшей застать одного патриция прямо в момент начала эвакуации в Фессалоники.
Документация, взятая на вилле, предназначалась Эйриху, который, как все знают, платит за каждый пергамент золотом, но Эйрих в тот момент был в Италии, поэтому пергаменты выкупил Сенат.
О Миланском эдикте слышали все заинтересованные лица, но точная копия попала в руки сенаторов впервые. И никто не придал ему значения — ну, эдикт и эдикт, подумаешь…
А ведь согласно этому эдикту, признаваемому всеми течениями христианства, каждому жителю Римской империи позволяется придерживаться любой веры, хоть язычества. Этот эдикт был издан совместно императорами Константином I и Лицинием I, а ведь всем известно, что Константин очень много сделал для христианской веры и не зря прозван Великим.
Так и лежал эдикт несколько декад к ряду, никем не востребованный, а потом отец Григорий, весьма недовольный положением дел с религиозной обстановкой, поднял в Сенате религиозный вопрос, требуя разобраться с христианами-никейцами, вносящими разброд и шатание в его благочестивую паству. Римлян в деревне стало очень много, а среди них несколько никейских священников, поэтому опасения отца Григория были вполне обоснованными…
Семь дней заседаний, несколько разбитых физиономий, один погибший римлянин из мастеров, один погибший остгот из верной паствы отца Григория, а потом Сигумир Беззубый со своей щербатой улыбкой вытащил Миланский эдикт и предложил надёжное решение.
Понятно, что в чистом виде этот эдикт в новый сенатусконсульт никто вносить не стал, но он сильно повлиял на итоговую версию, которая