Через некоторое время звук захлопнувшейся вдалеке двери заставил ее очнуться. Беатрис открыла глаза и обнаружила, что это была дверь в его комнату. Она отодвинулась, глядя на Коннора. В лунном свете, наполнившем комнату, он, казалось, весь состоял из серебристого блеска и тени, его глаза сверкали, а лицо потемнело от желания. Не отводя от нее взгляда, Коннор взялся за галстук, потянул его, и тот медленно, порочно соскользнул с его шеи. Это простое движение выражало вопрос, который трудно было задать. Она может остаться или уйти, но если останется...

Беатрис застыла, глядя на кровать с пологом на четырех столбиках. Лунный луч, падавший поперек кровати, создавал четкую линию между светом и тьмой... такую же резкую грань, которую она сейчас должна перейти в душе, в своем сердце. И Беатрис ни за что не смогла бы сказать, где была в этот момент – на светлой половине, стремящаяся в темноту, или в тени, жаждущая света.

Коннор ждал, наблюдая и понимая, что решение, которое Беатрис примет, принадлежит ей, и только ей. То, что она выбрала, подарило ей невиданную раньше свободу. Протягивая Коннору руки, она ощутила слезы на глазах. Он с улыбкой притянул ее к себе. Беатрис подняла голову для поцелуя, но Коннор замер, глядя на нее.

– Имя Беатрис подходит для зала заседаний, но в спальне... Беа? Бетс?

– Биби? – предложила она. – Так звала меня когда-то сестра.

– Биби. – Он усмехнулся. – Мне нравится.

Коннор принялся ласкать ее шею, освобождая от халата. Кружевная ткань легла вокруг ног Беатрис, и она задрожала и покрылась мурашками. Коннор почувствовал ее напряжение и остановился.

– Ты давно ничем подобным не занималась, верно? Беатрис замерла.

– Кажется, я вообще... никогда ничем таким не занималась.

Когда он тихо рассмеялся и приподнял за подбородок ее лицо, Беатрис не смогла посмотреть ему в глаза. Несмотря на то что она знала, как мужчины ведут себя с женщинами в подобной ситуации, она ощущала неудобство, была смущена. Редкие случаи близости с престарелым мужем лишили ее уверенности в том, что она может доставить мужчине наслаждение. А она так мечтала подарить Коннору блаженство. Он заметил, что ее щеки покраснели от смущения.

– Ну что ж, моя девочка, – в его голосе снова послышались мягкие, ласкающие нотки, – значит, нам придется сделать что-то, чего ни один из нас не делал раньше.

Он снял пиджак, а затем расстегнул жилет.

– Для этого не потребуется плеть, хлыст или корабельный штурвал?

– А тебя не разочарует, если мы обойдемся без этого?

– Думаю, что нет.

Коннор подвел ее к платяному шкафу у окна и поставил так, чтобы она могла видеть свое отражение в старом зеркале на его дверце. Потом сам встал позади нее и положил ладони на ее полуобнаженные плечи.

– Не думай ни о чем, дорогая, тебе не будет больно. – Да?

– Я «спою» с тебя всю одежду до последней ниточки.

– Ты... что? – Беатрис хотела повернуться, но он крепко удерживал ее за плечи. – Коннор...

– Ч-ш-ш. Просто стой спокойно.

Он наклонил голову к ее плечу и начал напевать. Там, где он касался ее ртом, возникала легкая дрожь, и кожу начинало покалывать. Когда он дошел до края плеча, то тихо замурлыкал: «Женщины – это ангелы, совсем без крыльев...» К старинной ирландской застольной песне Коннор прибавлял свои слова, подходящие для того, чтобы возбудить нервничающую суфражистку. Он расстегнул ее ночную рубашку и постепенно стянул с одной руки, мягко напевая и скользя губами по каждому кусочку открывающегося тела. Он чувствовал ее взволнованное дыхание и легкую дрожь, когда остановился у локтя. Затем Коннор «спел» одежду с ее другого плеча, и она едва успела подхватить рубашку, чтобы не дать ей соскользнуть с груди. Когда Беатрис отказалась отпустить ткань, он с прежним желанием продолжил напевать сквозь тонкий шелк... опустившись на колени, чтобы пройти вдоль ее бедра... чередуя поцелуи и пение, что заставило Беатрис нервно хихикнуть.

– Стой спокойно, – приказал он.

– Мне щекотно. – Она сильно вздрогнула. – И ты фальшивишь.

– Нет.

– Да.

Он посмотрел на нее, прищурившись.

– Музыка здесь не главное, милая.

– Похоже.

Беатрис поняла, что со своего места он видит ее полуобнаженную грудь, и быстро, зардевшись, скрестила руки. Выражение его лица смягчилось.

– Ты имеешь хоть малейшее представление о том, насколько красива, Беатрис фон Фюрстенберг?

Она вспыхнула и отвела взгляд.

– Я не красавица. Я даже не первой... – Она глубоко вздохнула. – Коннор... мне тридцать лет.

– Возраст совершенства, – проговорил он, проводя руками вверх и вниз по ее покрытым шелком бедрам. – Ты красивая женщина. Неужели ты этого не знаешь? На твоем теле нет ни одного места, которое я не хотел бы покрыть поцелуями и быть благодарным за то, что имею такую возможность. Посмотри... – Он поднялся, стал позади нее и легонько подтолкнул к зеркалу.

Беатрис сопротивлялась, пытаясь прикрыться или хотя бы не смотреть на себя, но он был настойчив.

– Посмотри на себя, Биби. – Сладкоголосый ирландец исчез. Теперь это был просто Коннор, настоящий Коннор. – Посмотри на нас. – Он обнял ее за талию и улыбнулся их отражению. – У тебя сильные плечи и прекрасные ноги... бедра, созданные для того, чтобы рожать. Посмотри, я могу, не наклоняясь, держать тебя за талию, а твоя голова как раз достает мне до подбородка. Вот так и были созданы мужчина и женщина – чтобы быть вместе.

Она повернулась в его объятиях и посмотрела на него. Буря эмоций бушевала в ее глазах.

– Тебя это пугает?

Коннор чувствовал, прижимаясь к ней, как сильно стучит ее сердце.

– Да, – прошептала она, – меня это ужасно пугает. Он печально улыбнулся.

– Должен признаться, что мне тоже страшно. Но если я что-то и понял в этой жизни, так то, что страх и любовь не могут ужиться вместе. И если приходится выбирать, то я выбираю любовь. – Он провел рукой вверх по ее спине и обхватил ее голову. Его глаза потемнели от желания, которое сейчас, казалось, было чем-то гораздо большим, чем просто физическая потребность. – Люби меня, Биби. И позволь мне любить тебя.

Ее глаза загорелись, а руки сами собой поднялись и обняли его за шею. Беатрис приникла к его губам со всей радостью и страстью, что были в ее сердце, и во время этого долгого и все более пылкого поцелуя и ее рубашка, и все остатки сдерживающих соображений словно сами собой растаяли. Она подняла его сорочку, расстегнула брюки, и пока он сбрасывал последнюю одежду, покрывала его тело горячими поцелуями. Они трепетали от желания, с нетерпением ожидая все новых, более волнующих ощущений. Страсть, копившаяся в их телах с тех пор, как они вошли в комнату, вспыхнула с новой силой. Каким-то образом они оказались на кровати и погрузились в пуховую перину, покрытую свежими простынями. Тела их сплетались, образуя единое целое и перетекая друг в друга. Беатрис раздвинула бедра, и Коннор приник к ней, выгибая спину и лаская ее всем своим телом.