периода нужны негативы? Не самые первые, разумеется (их Вы, скорее всего, выбросили), а те, снятые тогда, когда у Вас стало что-то получаться. Полузабытые негативы.

Не торопитесь их выбрасывать. Архив нужно чистить, и чистить беспощадно. Безжалостно выбрасывайте пустые негативы, стирайте пустые файлы, такие, в которых начисто отсутствует какая-либо мысль, мало-мальски поставленный вопрос. Это балласт. Остальные, не подлежащие печати по каким-то причинам, складывайте в глубокий архив и прячьте как можно дальше. И лучше о содеянном забыть. Когда-нибудь Вы на них наткнетесь — и это не будет случайностью, очень может быть, что Вы узнаете о себе что-то новое, и Вам удастся хоть частично скинуть с себя бремя тяжкого опыта.

Сложность задачи — скинуть горб — на пятьдесят процентов объясняется наличием в нас страха. Страха перед коллегами, — может быть, хорошо, когда их вообще нет. («Одиночество — хорошая вещь, беда только в том, что не с кем поделиться этой мыслью». Кажется, это сказал кто-то из французских классиков.) Страха перед потенциальными зрителями. Страха перед собой. Находясь в состоянии страха, человеку сложно чувствовать себя правым.

Страх погубил многих. Ничего не бойтесь. Часто скромность — порок. Ложная скромность. Малейшее сомнение в себе — и Вы падаете в пропасть. Верьте в себя. Никто не умеет снимать так, как Вы.

Помните.

Рефлексия

Если можешь не писать — не пиши.

Э. Т. А. Гофман [104]

Любое искусство — рефлексия, но рефлексия рефлексии рознь. Есть рефлексия со знаком «плюс», и есть рефлексия со знаком «минус». Рефлексия со знаком «плюс» способна создавать шедевры. Рефлексия со знаком «минус» — не более чем эпигонство, может, и хуже. То есть «плюсовая» рефлексия «заводит» зрителя, а «минусовая» оставляет его равнодушным. Характерный пример «минусовой» — бесконечные продолжения каких-либо историй, будь они (истории) шедевральными или просто неплохими. Это, так сказать, рефлексия в квадрате. Постмодернизм на ней и основан [105]. Понятие «любительщина» на самом деле есть, в частности, синоним термина «„минусовая“ рефлексия», до сих пор просто не вошедшего в лексикон искусствоведов. Если выражаться проще — это графомания (киномания, фотомания, театромания и т. п.) NB: как раз такое понятие, как «профессионализм», здесь совершенно не играет роли; не имеет значения, получает ли мозгоблудящий за свои деяния некие дензнаки или же нет. Причины творчества у всех одни и те же — желание самовыражаться, точнее, самоутверждаться. Тому, кто хочет разобраться в этом вопросе глубже, могу посоветовать читать Эрика Берна. Берн далек от искусствоведения, но именно это и позволило ему, взглянув со стороны, объяснить, зачем человек (с точки зрения обывателя) переводит зря холст и краски, чернила и бумагу. Объясняется это врожденным наличием в Homo sapiens’е мортидо (кому-то это может показаться странным, но так оно и есть — самовыражение немыслимо без него) [106]. Короче говоря, мортидо в любом произведении искусства доминирует над либидо. Холсты Леонардо да Винчи, фильмы Андрея Тарковского и фотографии Судека — это прежде всего проявления мортидо, а не либидо, как считают некоторые. Любым художником (в широком смысле), или поэтом (также в широком смысле), движет прежде всего потребность расходовать материалы, точно так же, как это ни удивительно, и хулиганом, бьющем витрины и пинающем прохожих. Можно сказать, что нареза́ть гайки — тоже искусство, и такая точка зрения имеет широкое, ну пусть не широкое, но некоторое хождение и среди людей подлинно творческих. Но: творчество еще не есть искусство.

Наш веселый гопничек тоже в некотором роде творец. Вопрос в том, каков результат. Подытожим.

Искусство, с одной стороны, есть самовыпячивание и, в изрядной степени, эксгибиционизм. С другой стороны, и без любви (либидо) оно невозможно. Перевес мортидо над либидо имеет характер качественный, а не количественный, вследствие чего он (перевес) имеет на первый взгляд латентный вид. Чтобы проиллюстрировать данную мысль, достаточно вспомнить пустопорожний искусствоведческий спор о том, являются ли иконы живописью, то есть искусством [107]. За ответом ходить далеко не надо — он содержится в вопросе. Иконопись не есть живопись, то бишь иконопись ни в коем случае искусством не является [108]. В иконописи нет ни самовыражения, ни рефлексии. Иконописцы никогда не стремились к афишированию своего имени и тем паче к какой-либо рекламе. У каждого иконописца есть свой стиль, несмотря на давление канонов, но стиль их не имеет ничего общего с рефлексией. Иконы, как и Библия, написанная конкретными личностями — есть творение Божие, и человек здесь является лишь инструментом. Разумеется, элемент творчества играл и играет даже в иконописи существенную роль, но, сколько ни толочь воду в ступе, мы не сможем конкретизировать в достаточной мере понятие «творчество». По крайней мере, нисколько не умаляя гениальность Рублева, можно заявить, что его творчество равносильно творчеству знатного слесаря. Стоп! Вы явно собираетесь мне возразить. Значение творчества Рублева и знатного слесаря имярек явно не равнозначно — влияние их в общемировой культуре так же невозможно сопоставить, как труды Ницше и деятельность поэтов-дворников. Дело в другом — Рублева и того самого слесаря объединяет общий признак: они стараются уйти как можно дальше в своем деле от личностного начала. Искусствоведы сходят с ума при обсуждении стилистических особенностей письма Рублева, слесари-асы заявляют, что никто не умеет нареза́ть гайки так, как Иван Иваныч. А результат? Оба эти случая узкоутилитарны в том смысле, что не имеют ни малейшего отношения к искусству. Икона — средство, способствующее приближению к Богу. Думаете ли Вы о стиле иконописца, когда искренне молитесь? Кому Вы молитесь? Иконе? Богу или святому? Точно так же гайки предназначены для навинчивания на болты (винты, шпильки и прочие изделия с наружной резьбой). И какое дело пешеходу, шагающему по мосту, каким образом сделаны гайки, скрепляющие его? Пешеходу важно, чтобы мост не развалился. Так что не надо путать Божий дар с яичницей. Религиозная деятельность начисто освобождена от мортидо. По крайней мере, в идеале. Она обуславливается любовью (но не либидо в психологическом смысле слова). Настоящее искусство замешано и на любви, и на либидо, и на мортидо, и также является следствием рефлексии. Рефлексия же и есть результат действия мортидо и либидо в конкретных жизненных ситуациях, то есть это ни что иное, как частное проявление житейского опыта. Может ли искусство существовать вне житейского опыта, вне рефлексии? Не верится. Вот пример: примитивистское искусство. Суть примитивизма заключается не в механическом уходе от неких канонов, стилей, техник и тому подобного: примитивист прежде всего отсекается от