• отряд местной вспомогательной полиции;

• сводный отряд служащих окружного комиссариата.

Командиром этой, на первый взгляд, довольно внушительной группы, был назначен лейтенант Мелешко. Кроме того, в 10 км от Лиды стояла немецкая пехотная рота, которая также должна была принимать участие в операции. При этом инициатор акции — фюрер СС и полиции — не известил немецкого командира, с какого направления прибудет группа Мелешко. В результате тот получил от своего дозора донесение, что к району их расположения приближается подозрительный отряд. Когда командир роты посмотрел в бинокль, то увидел вооруженных людей в разной униформе. Солдаты организации Тодта носили мундиры, по цвету похожие на польское обмундирование. А так как под Лидой действовало много польских партизан, то не удивительно, что командир немецкой роты приказал открыть огонь. Во главе отряда шел лейтенант Мелешко, и он же первым был тяжело ранен. Солдат, который бросился на помощь своему командиру, был сразу же убит. Недоразумение быстро выяснилось, однако Мелешко тут же на месте скончался от ран{241}.

Несмотря на то что батальон был одним из самых лучших добровольческих формирований в генеральном округе «Белоруссия», его офицеры и солдаты также не избежали конфликтов с немецким кадровым персоналом. Причин для таких конфликтов было, главным образом, три. Во-первых, немецкое руководство направило в каждую роту батальона немецких унтер-офицеров, которые назывались шефами рот и формально являлись инструкторами. Однако вместо инструктажа эти унтер-офицеры стали вмешиваться в обязанности командиров рот и взводов. Естественно, белорусские офицеры не хотели отказываться от своих прав и привилегий в пользу немецких унтер-офицеров. Командир же батальона — немец — всегда принимал сторону своих соотечественников и налагал взыскания на офицеров-белорусов, даже если они были правы.

Во-вторых, на всех хозяйственных должностях в батальоне находились немецкие унтер-офицеры, которые обворовывали белорусских солдат. Доходило до того, что сам главный референт БНС по военным вопросам Франц Кушель несколько раз наблюдал такие случаи. По этой причине командир батальона также имел частые столкновения с белорусскими офицерами, наиболее неуступчивым из которых был командир 2-й роты лейтенант Мазур — человек очень амбициозный и импульсивный. В конце концов, дело закончилось тем, что Мазур исчез при загадочных обстоятельствах. Однако среди его сослуживцев ходили слухи, что его расстреляла СД{242}.

В-третьих, командир батальона очень тенденциозно оценивал боевые заслуги белорусских офицеров, тем самым противопоставляя их немецким унтер-офицерам. В результате такое отношение привело к открытому бунту, который случился при следующих обстоятельствах. Начальник Вилейского СД СС-оберштурмфюрер Граве наехал на мину и был убит. На похороны Граве была прислана и рота 13-го батальона. Командир роты лейтенант Антон Бандык построил ее и, когда пришел командир батальона, сделал ему рапорт. Однако командир батальона приказал Бандыку встать в строй, а командование ротой передать немецкому унтер-офицеру. Лейтенант в строй не встал. Видя это, другие офицеры-белорусы — командиры взводов — также вышли из строя и присоединились к Бандыку. Этот поступок лейтенанта-белоруса и его офицеров командир батальона посчитал открытым бунтом и, пригрозив им полевым судом, написал соответствующее донесение начальнику полиции безопасности и СД СС-оберштурмбаннфюреру Эдуарду Штрауху. В результате только благодаря вмешательству президента БЦР Радослава Островского и Франца Кушеля инцидент удалось замять, и он закончился безвредным для белорусов результатом{243}.

В конце июня 1944 года началось отступление немецких войск из Белоруссии, и 13-й батальон получил приказ отходить из Вилейки на запад. По дороге к нему присоединялись подразделения, которые ранее были отделены и несли службу в других округах. В это время отношения между командиром батальона и офицерами-белорусами становились все хуже и хуже и, в конце концов, стали невыносимыми. Немецкие офицеры были полными хозяевами положения во всех подразделениях. Это привело к тому, что, находясь в Августове (Польша), лейтенант Антон Бандык поднял свою роту (150 человек) по тревоге и отказался подчиняться немцам. Видя это, к мятежникам присоединились лейтенанты Иваницкий, Дрозд и Мохарт и, отделившись от батальона, ушли в лес.

Двое последних, однако, передумали и на следующий день вернулись. Выйдя из леса, они присоединились к колонне беженцев, в которой находился отец лейтенанта Мохарта. Здесь их и нашел патруль (два немецких офицера и белорусский унтер-офицер), которые были посланы для поимки дезертиров. Не будет преувеличением сказать, что после этого судьба двух молодых лейтенантов, которые были настолько беспечны, что даже не сняли военную форму, была предрешена. В условиях войны и не могло быть иначе. Они были арестованы и расстреляны на следующий день белорусским унтер-офицером, который, чтобы выслужиться перед немцами, исполнил роль палача{244}. По мнению Кушеля, эти офицеры не имели намерения нарушить присягу. К такому шагу их вынудило только неадекватное отношение со стороны немцев. Об этом свидетельствует тот факт, что они вернулись обратно и продолжили отступление на запад в колонне беженцев. Однако командир батальона рассудил иначе. Кроме Мохарта и Дрозда в руки к немцам попало еще несколько унтер-офицеров и рядовых, которые отстали от мятежников. С ними немцы расправились на месте{245}.

После этого инцидента командир батальона отстранил от исполнения своих обязанностей всех белорусских офицеров и отдал им последний приказ: следовать в распоряжение командования РОА. Получив железнодорожные билеты, большинство так и сделало. Только трое из них — лейтенанты Сасукевич, Кушнирович и Клинцевич — вместо частей РОА приехали в Берлин, где поступили в распоряжение БЦР и были зачислены в 1-й Кадровый батальон БКА, речь о котором пойдет ниже. Они-то и рассказали Францу Кушелю о тех событиях, которые произойти в Авгусгове во время отступления.

Оставшиеся без своих офицеров солдаты батальона были собраны в районе местечка Альбертсдорф (Восточная Пруссия). Здесь их в октябре 1944 года и посетил Кушель, который был очень обеспокоен рассказом белорусских офицеров. Командир одной из рот, немецкий СС-гауптштурмфюрер, очень обрадовался приезду эмиссара БЦР и попросил его поднять боевой дух личного состава батальона, который очень упал. На вопрос Кушеля, как это могло произойти и почему в ротах нет белорусских офицеров, немец дал невразумительный ответ. Как и в предыдущих конфликтах, он обвинил во всем белорусов, которые не хотели подчиняться немецким инструкторам. Чтобы выяснить истинное положение дел в батальоне, Кушель, с согласия немецкого руководства, собрал его личный состав и обратился к нему с речью. В последующем затем разговоре с белорусскими солдатами и унтер-офицерами выяснилось, что больше всего они желают возвращения своих офицеров и просят в лице Кушеля весь БЦР приложить максимум усилий для этого. Однако просьба эта так и осталась невыполненной.