«Террор в таких масштабах Латвия за всю свою историю не переживала, — пишут историки, — население пребывало в шоке и в ужасе, которые усиливались распространившимися с невероятной быстротой слухами о надвигающейся второй волне депортации. Действительно, готовилась вторая волна, и она коснулась бы крестьянства (“кулаков”), что должно было подготовить почву для массовой коллективизации…»

Для Латвии, как и для других балтийских республик, депортации и расстрелы были трагедией, определившей отношение к Советскому Союзу. Латыши считают, что их земля веками служила ареной столкновения геополитических амбиций Германии и России. Латыши привыкли к незавидной дилемме «или с немцами против русских, или с русскими против немцев».

«В сознание латышского народа, — считают в республике, — период с 17 июня 1940 по 1 июля 1941 года вошел как “Страшный год”. Он породил такую ненависть и такой страх, что изменилось складывавшееся веками представление о том, что главный враг латышей — немцы, теперь их место заняли коммунисты, Россия. Вот почему захватившую Латвию немецкую армию встречали как освободительницу от коммунистической тирании».

Когда Германия напала на Советский Союз, то уже на десятый день войны, 1 июля, столицу Латвии заняли передовые части вермахта. Советское начальство покинуло Ригу еще 27 июня.

«В рижских церквях служили благодарственные молебны, — пишут латвийские историки. — Нигде, нигде в Европе немецкие войска не встречали с таким энтузиазмом! Разве только в двух других государствах Балтии. После всего пережитого за год советской оккупации и массовых депортаций немцев приветствовали как освободителей…»

Катастрофа, постигшая Красную армию летом сорок первого, остается совершенно необъяснимым феноменом. Территория, экономический потенциал и людские ресурсы Советского Союза были несопоставимы с немецкими. И по боевому составу, и по вооружению (количественно и качественно) Красная армия превосходила вермахт. Столько лет готовились к войне, а немецкие войска так легко дошли до Москвы и Волги! Как получилось, что десятки миллионов советских людей погибли, оказались в оккупации, были угнаны на чужбину?

Если бы Гитлер не напал на Советский Союз, нацистская Германия, возможно, существовала бы достаточно долго — как минимум до смерти фюрера. Но вся политика Гитлера была сплошной авантюрой! Просто до поры до времени ему невероятно везло. Его злобная натура не позволяла ему жить в мире и согласии с окружающими. Его безумные взгляды толкали его к завоеваниям.

Невероятная наглость — вкупе с близорукостью европейских политиков от Сталина до Чемберлена — позволила фюреру одерживать победу за победой в войне, которую он мог только проиграть. Военный, экономический и демографический потенциал Германии изначально обрекал ее на поражение.

Наши представления об экономическом превосходстве Германии — результат исторического воображения и воздействия нацистской кинохроники. Экономика той Германии была второразрядной. Как, скажем, сегодня экономика Ирана или Южно-Африканской республики, вполне успешных, но далеко не передовых стран. Уровень жизни немцев сильно отставал от их более развитых соседей.

Проведенная нацистским режимом мобилизация экономики была невиданным экспериментом по переброске ресурсов в военную сферу. Но Гитлеру не под силу было изменить глобальный баланс сил. Германия все равно не была настолько сильна, чтобы создать военную машину, способную сокрушить всех ее противников.

Вооруженные силы отражали отсталость Германии. Большинство солдат вермахта отправились на Вторую мировую войну пешком. Боеприпасы, снаряжение, армейское имущество перевозились в основном на лошадях. Так что не стоит считать, будто вермахт создавался как современная, моторизованная сила для блицкрига. Германия просто не располагала такими возможностями. Немецкая армия в определенном смысле оставалась «бедной армией».

«3 февраля 1941 года, — записал в дневнике адъютант фюрера Николаус фон Белов, — Гитлер провел длительное, продолжавшееся несколько часов совещание с командованием вооруженных сил. Обсуждались способы завоевания невероятно огромного пространства России. Перед французской кампанией главком сухопутных сил Вальтер фон Браухич и начальник генштаба Франц Гальдер не раз высказывали опасения, возражая против этой войны. Указания Гитлера о войне с Россией они восприняли без единого слова сомнения или сопротивления. Мне даже пришла в голову мысль, что, целиком и полностью осознав неосуществимость этого замысла, они ничего не предприняли, дав фюреру возможность самому загнать себя в гибельную западню…»

Советник германского посольства в Москве Густав Хильгер сказал исполнявшему обязанности военного атташе полковнику Хансу Кребсу:

— Ваша обязанность — объяснить Гитлеру, что война против Советского Союза приведет к крушению Германии. Вам известна мощь Красной армии, стойкость русского народа, безграничные просторы страны и неистощимые резервы.

— Я все это отлично понимаю, — ответил полковник Кребс, — но Гитлер нас, офицеров генерального штаба, больше не слушает — после того, как мы отговаривали его от кампании против Франции и называли линию Мажино непреодолимой. Он одержал победу вопреки всему, и нам пришлось заткнуться, чтобы не потерять свои головы.

Если бы Адольф Гитлер был способен рационально мыслить, он не решился бы на войну, которую Германия ни при каких обстоятельствах не могла выиграть. В силу своей военной безграмотности он и в самом деле верил в победу.

Германия не могла прокормить себя. Страна начала Вторую мировую войну, имея меньше девяти миллионов тонн зерна. Через год войны остался миллион. Английский флот отрезал Германию от поставок из-за рубежа. Импорт важнейших видов сырья, нефти, железной руды, меди упал до кризисно низкого уровня. Экономика, полностью зависящая от импортных поставок, была на грани полного развала.

Гитлер успокоил своих генералов:

— Нам нечего бояться британской блокады. Восток поставит нам зерно, скот, уголь, свинец, цинк.

Фюрер оказался прав. Спасение пришло из Москвы. Германия в больших количествах получала из Советского Союза нефть, стратегически важное сырье и продовольствие. В середине ноября 1939 года на переговорах в Берлине глава большой советской экономической делегации нарком судостроительной промышленности Иван Федорович Тевосян со значением заметил:

— Советское правительство не любой стране согласилось бы отпускать в таких больших количествах и такие виды сырья, которые оно будет поставлять Германии.

Осенью 1939 года Советский Союз обещал поставить Германии в течение года миллион метрических тонн фуражного зерна, девятьсот тысяч тонн нефти, сто тысяч тонн хлопка, пятьсот тысяч тонн фосфатов, такое же количество железной руды и другое сырье.

Некоторые виды сырья, нужного немецкой военной промышленности, Советский Союз ради Германии специально покупал в других странах. Это в первую очередь редкие металлы и каучук, без которого моторизованные части вермахта через несколько недель бы остановились. В 1940 году больше половины советского экспорта уходило в Германию[6].