Пакт Молотова — Риббентропа в 1939 году открыл для советской разведки новые возможности. Активизация контактов с Берлином позволила восстановить связи с агентурой на территории Германии. Но опытные разведчики были уничтожены в годы массовых репрессий. В Берлин поехали новички.

Руководителем резидентуры политической разведки назначили Амаяка Захаровича Кобулова — брата Богдана Кобулова, ближайшего соратника Берии. Амаяк Захарович был высоким, стройным, красивым, обходительным. Душа общества, прекрасный тамада. Но этим его достоинства исчерпывались. Немецкого языка и ситуации в Германии Кобулов не знал. Он начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми и рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату.

Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Гитлер сам просматривал данные, предназначенные для Кобулова. Это была успокоительная информация: Германия не собирается нападать на Советский Союз. Сосредоточение немецких дивизий на советской границе — средство политического давления на Москву. Война нервов. Немцы готовят ультиматум. Возможно, Берлин потребует дополнительных поставок нефти и зерна. Или потребует присоединиться к войне против Англии…

Проблема состояла в том, что поток развединформации в Москве не могли правильно осмыслить. Сталин не доверял аналитическим способностям чекистов, предпочитал выводы делать сам и требовал, чтобы ему клали на стол подлинники агентурных сообщений. Вождь пребывал в уверенности, что картина мира ему известна и ясна. От разведки требуется лишь предоставить доказательства их правоты.

Главная проблема, конечно же, состояла в нежелании Сталина посмотреть правде в глаза. Советское руководство до последнего верило в возможность долговременного сотрудничества с Гитлером.

13 апреля 1941 года, в воскресенье, Сталин сделал неожиданный жест. Вождь приехал на вокзал проводить польщенного таким вниманием министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока. Япония была союзником нацистской Германии.

«Этого не ожидал никто, — вспоминал Молотов, — потому что Сталин никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы были потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не стала с нами воевать».

Весь дипломатический корпус, собравшийся на вокзале, увидел, как Сталин обнял за плечи немецкого посла Фридриха Вернера графа фон дер Шуленбурга и попросил его позаботиться о том, чтобы Германия и Советский Союз и дальше оставались друзьями. Затем Сталин повернулся к немецкому полковнику Хансу Кребсу, исполнявшему обязанности военного атташе, и пожал ему руку со словами:

— Мы останемся друзьями, что бы ни случилось.

Министр пропаганды Йозеф Геббельс записал в дневнике: «Как хорошо обладать силой! Сталин явно не хочет знакомиться с германскими танками… Я провел весь день в лихорадочном ощущении счастья. Какое воскресение из долгой зимней ночи!»

25 мая 1941 года нарком госбезопасности Меркулов доложил Сталину, что сообщают его разведчики из Берлина: «Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное, даст побольше товаров, особенно нефти».

Известный историк профессор Виктор Александрович Анфилов через двадцать лет после войны спрашивал маршала Филиппа Ивановича Голикова, который в те годы руководил военной разведкой:

— Почему вы сделали вывод, который отрицал вероятность осуществления вами же изложенных планов Гитлера? Вы сами верили этим фактам или нет?

Голиков доложил вождю, что слухи о намерении Германии напасть на Советский Союз — британская провокация.

— А вы знали Сталина? — задал встречный вопрос Голиков.

— Я видел его на трибуне мавзолея.

— А я ему подчинялся, — сказал бывший начальник военной разведки, — докладывал ему и боялся его. У него сложилось мнение, что пока Германия не закончит войну с Англией, на нас не нападет. Мы, зная его характер, подстраивали свои заключения под его точку зрения.

В эти последние предвоенные недели в Кремле обсуждалась идея организовать обмен письмами между Сталиным и Гитлером, чтобы решить накопившиеся проблемы. Новая поездка Молотова в Берлин или нацистского министра Риббентропа в Москву казалась реальной… А может быть, Сталину есть смысл самому побывать в Берлине и объясниться с Гитлером?

Ситуация с каждым днем становилась все сложнее. Советские военные нервничали, видя, как немецкие войска концентрируются на западных границах Советского Союза.

5 мая 1941 года в Кремле состоялся традиционный прием для выпускников и преподавателей шестнадцати военных академий и девяти военных факультетов гражданских учебных заведений. На приеме выступил Сталин.

Речь не опубликовали. Иностранные дипломаты и журналисты, работавшие в Москве, пытались выяснить, что именно сказал вождь военным. Советская разведка организовала утечку информации, точнее — дезинформации, специально для германского посольства. Шуленбург сообщил в Берлин, что Сталин, сопоставив силы Красной армии и вермахта, «старался подготовить своих приверженцев к новому компромиссу с Германией».

В реальности речь носила прямо противоположный характер. Сталин пренебрежительно отозвался о вермахте и превозносил достижения Красной армии. Многие историки даже увидели в его словах призыв к превентивной войне против Германии. Но Сталин объяснил соратникам:

— Я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира.

Немецкие успехи на Западе произвели сильное впечатление. Сталин успокаивал своих командиров. И заодно напомнил им, что Германия — потенциальный противник. Сталин исходил из того, что рано или поздно интересы двух держав неминуемо столкнутся.

Но это произойдет через три-четыре года. Пока что Гитлер войну на два фронта не осилит. Немецкая экономика, которая так зависит от советского сырья, советской нефти и советской пшеницы, длительной войны не выдержит. Да и в любом случае немцы сначала должны разделаться с Англией.

В принципе Сталин рассуждал правильно. Да только Гитлер и не планировал затяжную войну! Он хотел нанести молниеносный удар, разгромить Советский Союз за несколько месяцев и решить все проблемы.

Поставляя Гитлеру все, что он просил, Сталин покупал время, надеясь, что Германия втянется в долгую истощающую войну с Западом. Сталин до последней минуты был уверен, что сосредоточение немецких дивизий на советской границе — средство политического давления. Гитлер блефует и пытается заставить Сталина пойти на уступки скорее всего экономического свойства. Вот почему даже утром 22 июня советский вождь все еще не верил, что началась война…