Известно, что Сергей Михайлович Лифарь родился 2 апреля 1904 года в Киеве в зажиточной якобы дворянской семье. Он называл себя украинцем. Но на Украине мне довелось встречать фамилию Лифаренко. Когда он стал Лифарем или это была его настоящая фамилия — неясно. Отец Сергея служил канцелярским чиновником в департаменте водного и лесного хозяйства. Мать — Софья Марченко имела казацкие корни и была дочерью крупного землевладельца. Она в основном занималась воспитанием четверых деток: дочери Евгении и сыновей Василия, Сергея и Леонида.

Осенью 1914 года Сергей начал учиться в 8-й мужской гимназии и одновременно заниматься в Киевской консерватории по классу скрипки, потом рояля. Нравилось ему и пение. С приближением фронта гимназию, в которой учился Сергей, переоборудовали под госпиталь. Учеников после уроков оставляли помогать медперсоналу, больным и раненым. Это были годы гражданской бойни. Киев стал ареной кровопролитной борьбы между разными политическими силами. То белые наступают, то вдруг красные их теснят, и наоборот. А потом появилось и голодное германское воинство. Голод, холод, воровство, грабежи, аресты, расстрелы…

В августе 1919 года перед отступлением большевиков ученики старших классов были мобилизованы белыми в так называемые отряды «милиции соколов». Когда возвратились красные, отец решил с семьей бежать в глубинку, дабы переждать первый удар мстительности «красного вала». Но оказалось, что никакого вала нет и их никто не ищет, что позволило без страха вернуться в родной город.

Молодого выпускника гимназии скоро призвали в Красную Армию. Для любой армии, в конце концов, нужно пополнение — пушечное мясо. Этого Сергей не понимал, хотя почувствовал, что военное воспитание внедряет отвагу при помощи страха. Как-то один из командиров заметил, что от солдата требуется прежде всего выносливость и терпение, а храбрость — дело второе.

Как образованного и шустрого паренька, Сергея направляют в Школу красных командиров (краскомов). После непродолжительной учебы его назначают сразу командиром роты. Казалось, головокружительная военная карьера ему обеспечена чуть ли не с маршальским жезлом впереди. Но судьба внесла свои коррективы. А как известно, судьбу определяет наш выбор, а не наша удача. И такой выбор неожиданно состоялся.

Однажды в свободное время он с другом попал в студию знаменитой танцовщицы, балетмейстера Брониславы Фоминичны Нижинской — младшей сестры великого маэстро балета, революционера и новатора танца Вацлава Нижинского. Сергея потрясли артисты балета. На сцене он увидел как бы парящих в воздухе артистов, не подвластных земному притяжению. С этого момента, как признавался Сергей, для него открылся новый, волнующий и волшебный мир, — мир красоты и граций. Существующий до этого мир словно перевернулся для него. В дальнейшем он вспоминал:

«Я нашел свою возлюбленную, я полюбил ее, только ее одну… все вокруг уже не существовало, померкло перед этой великой радостью любви, — и чувствовал, что всегда желал этой любви, этой возлюбленной — танца, танца-музыки, танца-любви».

И вдруг на второй встрече он напросился в ученики Нижинской.

— Бронислава Фоминична, я хотел бы научиться так же танцевать, как ваши ученики, — смело выразил свое желание Сергей.

— Я не против, нужно вас посмотреть, — ответила учительница танцев, разглядывая несколько сутуловатого молодого человека.

Первый, да и второй просмотр он провалил, а вот с третьего его зачисли в студию. Самой Нижинской в ходе просмотров он показался каким-то юношей с непропорциональной фигурой. Она даже считала, что у него на спине растет горб.

Но вот что интересно: время неспокойное, он командир роты и… студия балетного танца. Но занятия под руководством Нижинской продолжались недолго. Она отторгала Советскую власть и вскоре покинула Киев, приняв предложение великого балетмейстера Сергея Дягилева, открывшего богиню и бога танца — соответственно Анну Павлову и Вацлава Нижинского — брата Брониславы Фоминичны.

Сергей после этого стал заниматься самостоятельно с утра до ночи. Он находит студию с большим зеркалом и роялем, музыканта и шлифует основы классического танца. А где же военная служба? Об этом нигде ничего не говорится.

Тайна? Может быть…

* * *

Через некоторое время Бронислава Нижинская прислала в свою бывшую студию телеграмму, в которой она просила направить в Париж пять лучших учеников для пополнения всемирно известной дягилевской труппы «Русские балеты». Сергей настолько «заболел» танцевальной учебой, что решил бежать во Францию. Это был единственный шанс попасть к учителям-профессионалам.

Под покровом ночи он тайно перешел госграницу и добрался до Парижа. По другим данным, при преодолении конкретного участка границы Сергей Лифарь был замечен пограничниками, обстрелян, в результате чего получил якобы легкое ранение. Вот почему его первый пробный танец не понравился Дягилеву, — может быть, сказались последствия ранения? Потом он доказал, что способен на что-то большее.

Упорные репетиции, тренинг, фанатическая влюбленность в балет дали свои прекрасные всходы. В апреле 1923 года состоялся его первый выход на сцену Гранд-Опера. Роль Борея в балете «Зефир и Флора» он исполнил на такой высоте в прямом и переносном смысле, что публика наградила его бурными аплодисментами. Антрепренер Сергея Дягилев был доволен исполнителем — он не ошибся в выборе! Этот дебют Серж Лифарь опишет потом так:

«Я так боялся выходить на сцену, что полностью оцепенел и не в состоянии был шагу ступить… Как только я оказался на сцене, странное чувство родилось во мне, и меня точно подменили, словно я стал другим, не собой, а легким, волнующе героическим».

Дягилев посылает его учиться в Италию к знаменитому педагогу Энрико Чекетти.

Он быстро рос профессионально. Со временем он стал ведущим артистом и получил право исполнять главные партии в лучших балетах труппы.

В 1929 году умирает Сергей Дягилев — человек, много сделавший для становления Лифаря как артиста высочайшего уровня. Он руководил его эстетическим воспитанием, заботился о нем, помогал «лепить себя» как творческую индивидуальность…

После смерти маэстро Лифарь возглавил балет Парижской оперы, совместив сразу три должности: главного балетмейстера, хореографа и ведущего танцовщика, ставшего, по меткому выражению Поля Валери, «поэтом движения». Молодость, одержимость и смелость внушили ему мысль, что он справится с этими тремя функциями…

А известный театральный критик того времени Плещеев по поводу танца артиста в балете «Икар» описал свои ощущения и восприятие действа на сцене:

«И вот взмах крыльев, и на сцену влетела невиданная чудо-птица… Птица — Лифарь. Это не танец, не пластика — это волшебство. Мне упрекнуть, что это не критика. Критика заканчивается там, где начинается очарование… «Икар» — это эпоха, это синтез всего его творчества, это как будто предельная черта».

* * *

После смерти своего выдающегося наставника Лифарь в Гранд-Опера ставит несколько хореографических постановок. Первой был балет «Творение Прометея» на музыку Людвига ван Бетховена. Этот танцевальный спектакль принес Сержу (теперь его так величают — по имени) ошеломляющий успех, породивший сразу же рой завистников в самом театре. Как говорится, о секретах успеха увереннее всего рассуждают неудачники. Успех делает нас нетерпимыми к неудаче, а неудача заставляет быть нетерпимыми к успеху. Чужой успех — самая большая угроза для любого артиста или писателя. Многие из числа его «друзей-неудачников» шептались: «Его успех — дело чистого случая». Но почему-то случайность стала перерастать в закономерность.