13.45

На бульваре я плюхнулась на скамейку и несколько минут глубоко дышала, пока сердце не перестало скакать. Сказала своему сердцу: «Молчи, глупое». Запомнила эти слова из какой-то далекой русской классики.

Трясущимися руками набрала номер Томми. Он ответил сразу.

– Томми? Это я… Я, Ариадна. Нам надо поговорить. Ты сейчас один?

– Привет, Ада, – сказал Томми, как будто совсем не удивившись.

Оттого, что он назвал меня по имени, закружилась голова.

– Да, я один. И еще несколько часов буду один. Приходи, если можешь.

– Да, могу… Скоро буду. – Нажала отбой, двинулась в сторону дома Греты.

Отойдя шагов на десять, вспомнила, что забыла на скамейке сумку. Вернулась ее забрать.

Незнакомая пожилая женщина, проходившая мимо, заботливо заглянула мне в лицо, приблизилась, взяла за локоть:

– Дорогая, с вами все в порядке? Вас прям шатает, как бы вы в обморок не упали. Может, вам врача вызвать?

«Меня шатает? Надо же, ничего не замечаю…»

– Врача? Что вы, не надо, я в полном порядке… Просто задумалась.

Женщина улыбнулась недоверчиво.

– Берегите себя, – сказала она мне вслед.

Но я даже не кивнула в ответ.

14.00

– Ариадна… На тебе лица нет… Проходи. – Томми посторонился, дал мне войти.

Я почувствовала, что ноги слабеют – как бы и в самом деле не упасть. Еле нашла в себе силы сделать два шага к дезинфектору. Пока стояла под душистой струей, немного отдышалась. Вышла, прислонилась к стеклянной стенке.

– Дай помогу. – Томми подошел, стал расстегивать пальто, разматывать шарф.

Я одним движением сбросила пальто на пол и обхватила Томми за шею, притянув к себе, обдавая уже знакомым ароматом лимонной травы. На сей раз Томми с готовностью обнял меня в ответ. Мы немного постояли обнявшись. Я слышала, как колотится мое сердце – и слышала, как его стучит в ответ. Сердца бились в разных ритмах. «Это ничего, – подумала я. – Главное, что они бьются».

– Я все знаю. – Чуть отстранилась от него, подняла глаза. – Догадалась про тебя и Грету. Она – твоя мать. Мне так жаль, Томми…

– Я надеялся, что ты догадаешься. Боялся и надеялся. Никто не знает. Ты все-таки размотала свою нить Ариадны. Ты – боец, Ада.

– Ты хотел, чтобы я догадалась? Правда? Думал об этом?

Томми притянул меня к себе и осторожно поцеловал.

– Я со вчерашнего дня ни о чем больше думать не могу. Только о том, как ты меня поцеловала. Я тебя так ждал. Если бы ты не догадалась, я бы тебе сам сказал, – прошептал он мне на ухо.

Теперь уже я его поцеловала. Господи, какая еще маша-хуяша! Какой алкоголь? Как я могла ничего этого раньше не знать… Я почувствовала, что Томми тоже дрожит всем телом, и захлебнулась от счастья: значит, он чувствует то же самое. Значит, это не только мое наваждение. Значит, я больше не одна…

Я снова целовала его, повторяла его имя. Мы так и стояли в прихожей – пальто, шарф и сумка валялись на полу. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы наши голые тела вжались друг в друга, превратились в одно. Чтобы стало не важно, чье сердце стучит быстрее.

– Пойдем к тебе? Я хочу, чтобы мы все с себя сняли.

Томми покачал головой:

– В моей комнате камера.

Я готова была сбросить одежду прямо здесь, в прихожей. Он обнял меня за плечи, повел в спальню Греты, сдернул с кровати полиэтилен, осторожно снял с меня свитер, неловко потянул вверх бесформенную футболку, одолженную у Веры. Я успела подумать: «В этой кровати три дня назад умерла его мать». Но мне было все равно. Ничего не имеет значения, кроме желания быть с Томми. Какая разница где? Тем более что я за последние три дня столько раз, сгорая от ревности, представляла, как он занимается любовью с Гретой в этой самой кровати. Как хорошо, что я все это выдумала.

Томми возился с застежкой бюстгальтера.

– Прости, я не понимаю, как это устроено, – сказал он, внезапно покраснев.

Я испытала прилив нежности. Ну конечно, он же наверняка ни разу не расстегивал женский бюстгальтер… Наверное, даже не видел его толком, ведь только конкубинов учат всем возможным женским секретам – от хитростей в одежде до психологических проблем.

– У тебя это в первый раз? – спросила я, уже зная ответ.

Томми нервно закивал головой и спрятал горящее лицо между моей шеей и плечом.

– Мой мальчик. Ничего не бойся. Я люблю тебя. Поцелуй меня.

Томми коснулся губами моих губ. Мое страстное нетерпение чуть отступило. Я расстегнула бюстгальтер, сбросила его на пол, положила обе ладони Томми себе на грудь. Он посмотрел почти испуганно, потом сжал пальцы так сильно, что я вскрикнула. Тяжело задышал и судорожно прижал меня к себе.

– Тебе больно? – спросил Томми. – Прости.

– Нет, нет, мне хорошо. – Я расстегнула молнию его толстовки, уткнулась в безволосую грудь, ту самую, которую критикует полстраны. (Что они понимают, несчастные безмозглые дуры!) Вдыхала его запах. Стала стягивать с Томми брюки, но он остановил меня:

– Подожди. Я шторы опущу.

Хотела спросить зачем, но сообразила: он стеснялся своего худенького тела. Я следила, как он опускал шторы, снимал с себя одежду. Не бросил на пол, а аккуратно положил на кресло. Поднял мои разметанные по комнате вещи, положил туда же – будто тянул время. Его тонкий обнаженный силуэт красиво вырисовывался на фоне шторы, из-за которой предательски просачивался свет.

– Иди ко мне, – сказала я и подняла одеяло. – Ничего не бойся.

Томми лег рядом, я жадно прижалась к нему, закрутила нас обоих в одеяло, как в кокон. Почувствовала, насколько он твердый – с Лео я уже забыла, что такое настоящая эрекция. Это снова пробудило во мне нетерпение, я скользнула рукой в его трусы, обхватила его, направила… Он застонал, дернулся, задрожал всем телом и пролился мне прямо в ладонь.

– Прости меня, – тихо сказал он и спрятал лицо в подушку.

– Это ты меня прости, – прошептала я. – Я набросилась на тебя, как безумная. Совсем не считаясь с тем, что ты чувствуешь… Это неправильно, я знаю. Ужасно во всех смыслах… Но я слишком тебя хочу.

– Я тоже слишком тебя хочу. Как видишь… Поэтому так вышло. Мне ужасно неловко. Ты не того ожидала…

Я закрыла его губы рукой. Высушила его слезы поцелуями. Заговорила, облизывая свои соленые губы:

– Я ничего не ожидала. И это не имеет никакого значения. Для того чтобы женщине было хорошо, совершенно необязательно ее долго трахать. Это раньше всех зомбировали, сочиняли, что у женщин волшебным образом бывает сильный оргазм только от проникновения. Как в старых фильмах… И глупые женщины верили, мучились, считали себя неполноценными, изображали этот неведомый внутренний оргазм, искали какую-то тайную точку G. А мужчины тоже мучились, потому что им надо было все время демонстрировать эрекцию и выносливость, без этого они тоже считали себя несостоятельными. Глотали виагру, травили себя. Какой-то идиотский общественный договор, игра по правилам. А врачи-мужчины молчали, как будто подписали бумагу о неразглашении. Но эти времена, слава богу, прошли. Поэтому выброси все из головы. Просто обними меня крепко. Я тебя люблю. Ты даже не понимаешь как…