Она смотрела на него простодушно и бесхитростно, как, должно быть, смотрела на Адама Ева, умоляя принять ее дар. Она предлагала ему свое тело, умоляла любить ее в первый раз в жизни. А он сгорал от желания дать ей все, о чем она мечтала.

— Кэтлин, — прошептал он, — это было бы безумием. Слишком опасно!

— Опасно? — Слабый смешок, сорвавшийся с ее губ, заставил его сердце дрогнуть. — О чем ты, Нилл? Завтра меня, может быть, уже не будет в живых.

Все в нем перевернулось.

— Нет! Не говори так!

— Ты ведь и сам понимаешь, что это правда. Если Конн узнает, что я жива…

— Я скорее умру, чем позволю ему дотронуться до тебя!

Она улыбнулась с такой нежностью, что у него чуть не разорвалось сердце.

— Это было бы самое страшное. Ведь тогда мы не узнали бы счастья, которое может подарить эта ночь!

Что-то вдруг шевельнулось в глубине души Нилла. Горечь и чувство обреченности, ярость и гнев, которые, казалось, навсегда поселились в его сердце, внезапно стали чем-то пустым и не важным. Кто он такой, чтобы думать об этом, когда у такой женщины, как Кэтлин, хватает мужества протянуть к нему руки?!

Неужели он боится? Нилл Семь Измен, самый знаменитый воин во всем Гленфлуирсе, вдруг заметил, что руки его дрожат. Пристыженный, он хотел отвернуться, но тут услышал голос Кэтлин.

— Я решила, что не хочу больше терять времени, не хочу больше всего бояться, — безыскусно сказала она. — Чему суждено случиться, того не миновать, и не важно, боюсь я этого или нет. Будущее, которое меня ждет, мне не известно. Но у меня есть настоящее. Есть эта минута, которую я могу провести с тобой.

И Нилл принял этот дар богов. Отбросив страх и сомнения, он забыл о бесчисленных предательствах, оставивших на нем клеймо.

Подхватив Кэтлин на руки, он бросился в темноту, унося ее туда, где их обоих ждал рай.

Она прижалась к его груди, обвив шею руками с доверчивостью, которая потрясла Нилла. Она верила в то, что он не сможет причинить ей зла, не догадываясь о том, что прошлый любовный опыт Нилла сводился лишь к удовлетворению похоти. Не знала, что, чуть только плотский голод был утолен, страсть сменялась холодным безразличием. Но сейчас все было по-другому.

Там, в темноте, ему удалось отыскать крохотную полянку, в которую не заглядывал даже лунный свет.

Сбросив с себя шерстяной плащ, Нилл разостлал его на земле, устроив ложе для своей возлюбленной. Взяв Кэтлин за руку, он осторожно опустил ее на землю.

Едва дыша, Нилл смотрел на Кэтлин — она была чудо как хороша. Дивное, волшебное видение. Волосы, спускавшиеся на плечи, обрамляли светившееся в темноте лицо, своей белизной напоминавшее прекрасную лилию.

Много лет подряд, с самого детства, он не видел в жизни ничего, кроме презрения и насмешек, которыми все осыпали его благодаря позору, оставленному в наследство предателем-отцом. Даже прославившись, он по-прежнему знал одну только похоть или жадное любопытство — лишь эти чувства влекли к нему снедаемых вожделением женщин, будто они стыдились или же боялись, что его прикосновения каким-то образом осквернят их. Но сейчас в бездонных голубых озерах глаз Кэтлин сияло то, что было для него драгоценнее всего на свете, — доверие.

— Ты уверена, что в самом деле хочешь этого? — ради нее еще раз спросил Нилл. Ему до сих пор не верилось, что подобное возможно.

Одно мгновение она молчала, и холодный страх сковал его сердце, страх, что она передумала, что решила оттолкнуть его. Этого он бы не перенес. И все же он твердо знал — скажи она хоть слово, и он, не колеблясь ни минуты, отведет ее обратно в Дэйр.

Но то, что сделала Кэтлин, развеяло терзавшие его сомнения. Запустив пальцы в густую гриву его волос, она подставила ему губы для поцелуя. Нилл, припав к ее губам, как умирающий от жажды, забыл обо всем.

Бесчисленные битвы, в которых он сражался, кровь, смерть и стоны умирающих — вот что до сих пор составляло смысл его жизни. И ни разу Ниллу не приходило в голову задуматься над тем, чего лишались люди, которых повергал во прах безжалостный удар его боевого меча.

Нилл целовал ее жадно, будто желая, испив этот волшебный нектар, забыть о боли и предательстве, о том времени, когда он был один. Кэтлин застонала и приоткрыла губы, позволив его языку скользнуть внутрь.

Она была такая сладкая, эта маленькая колдунья из почти забытой детской сказки, что Нилл боялся поверить, что все это — на самом деле.

Нилл лег на Кэтлин, чувствуя, каким горячим стало вдруг собственное тело. Он дрожал от нетерпения, почти обезумев при мысли, что сейчас погрузится в ее теплую глубину, и молясь только о том, чтобы безжалостная судьба не сыграла с ним вновь одну из своих шуток, отняв у него Кэтлин.

Но даже в этот миг, сгорая от желания, Нилл изо всех сил старался обуздать терзавшую его страсть, хотя при виде тесного корсажа, плотно облегавшего упругую грудь, было дьявольски трудно держать себя в руках. Дрожащими пальцами ослабив шнуровку, он спустил его с плеч Кэтлин, и платье упало на землю. Вслед за ним последовала и тонкая рубашка, и вот уже лунный свет нежно осветил жемчужно-белые округлости гибкого молодого тела.

Едва дыша, Нилл пожирал взглядом восхитительные холмики грудей, увенчанные кораллово-розовыми бутонами сосков, мягкую выпуклость живота и темные завитки, кокетливо прикрывающие райское местечко меж девичьих бедер.

Раскинувшись на траве, Кэтлин ничего не скрывала от него, а в глазах ее будто застыл извечный женский вопрос: «Я тебе нравлюсь?»

Как он желал одним отчаянным рывком войти в тело Кэтлин, пронзить его своим клинком с яростью закаленного в битвах воина! Однако что-то удержало его. Подавив в себе этот порыв, Нилл попытался отыскать в своей душе всю нежность, на которую был способен.

— Милая, я воин, а не бард, — выдавил он хрипло. — Но этой ночью я впервые пожалел об этом. Будь это так, я сложил бы балладу о твоей красоте и прославил бы ее в веках!

Улыбка нежнее утренней зари осветила зардевшееся личико Кэтлин. Кончиком пальца она осторожно коснулась его нижней губы.

— А я, если бы смогла, спела бы тебе о том, какое… — Кэтлин на мгновение смутилась, отвела глаза и закончила едва слышным шепотом: — Какое это волшебство — лежать в твоих объятиях!

На самом деле ей хотелось сказать другое. И Нилл это почувствовал, но переспросить не решился. Чувственная нотка прозвучала в ее голосе, и это ударило ему в голову, точно крепкое вино.

«Тише, — уговаривал он себя. — Не торопись, иначе можешь напугать ее». Задыхаясь от нежности, Нилл проложил цепочку поцелуев вдоль изящного изгиба ее шеи и наконец припал к тому укромному местечку, где начинался упругий холмик груди. Кожа Кэтлин была бархатистой, как персик, и когда по ней от поцелуев Нилла пробежала дрожь, он почувствовал, что сгорает от желания.

Кэтлин чуть слышно застонала от удовольствия, когда жадные губы Нилла нетерпеливо втянули в себя упругий розовый сосок.