Борис разозлился.

— Слушай, Вася! Когда я принес предложение, ты работал у нас неделю и знал только, где находится твой кабинет. Ты даже не понимал, что там написано! Что ж ты не отказался от соавторства? Нет, тебя, такого порядочного и не хапугу, интересовал только экономический эффект. Не маленький ли? А то несолидно!

— Какой я тебе Вася? — выпучил глаза начальник.

— А что, разве не Вася? Я предупреждал.

— Борис Алексеевич, — ледяным тоном произнес начальник цеха. — Мне кажется, Вам стоит сменить работу. Я с вами работать больше не намерен!

— Да неужели? А если директор скажет? Но вы не волнуйтесь, я уйду. Мне противно работать с человеком, который пришел на все готовое и теперь ведет себя так, как будто это он вытащил цех из перманентной жопы. Не хочу снова оказаться там, а с вами это будет обязательно.

— Ничего из тебя не выйдет, — набычившись, пообещал начальник цеха. — Хребет слабый!

Борис улыбнулся: ему казалось, что все обстоит с точностью до наоборот.

Через две недели он уже работал в Грозгипронефтехиме, рядовым инженером. Зарплата упала больше, чем в два раза. «Жена сильно пилит?» — спрашивали друзья. Борис искренне удивлялся: «Вообще не пилит! Что за ерунда?» Друзья улыбались и не верили. «У вас же ребенок! — говорили подруги Ирине. — А он собственное самолюбие тешит! Как ты можешь поддерживать?» Ира улыбалась и говорила, что деньги — дело наживное. Подруги злились.

Нет, снижение дохода, конечно, было замечено, но и только. Может, потому, что Борис получил вознаграждение чуть ли не в годовую зарплату? Может быть… Им было не до анализа.

Славик оказался очень спокойным ребенком: ночью спал, почти не болел. Ира справлялась с домашними делами играючи и с нетерпением ждала мужа. Борис по-прежнему после работы сразу мчался домой, отклоняя любые предложения. Чем не идиллия?

Немного обижало что, придя домой, он все внимание уделял Ирине. Как провел день сын, мог даже не поинтересоваться. Если она начинала рассказывать, слушал невнимательно. Подробности про пищеварение, стул и тому подобное вообще пропускал мимо ушей. Ире это казалось ненормальным, она поначалу даже пробовала объясниться.

Ничего из этого не вышло.

Борис скучнел, опять заводил любимую песню, что ему надо привыкнуть. С надеждой заглядывал в глаза и, не обнаружив там понимания, обижался. Торопясь, повторяя одни и те же слова, пытался объяснить, нервничал. Заканчивалось это всегда одним и тем же — поцелуями, объятиями и неизменным ощущением абсолютного счастья. Последствий счастья несколько лет можно было не бояться: Ира обещание выполнила. А дальше Борис не заглядывал.

Нескольких раз Ире хватило, и она больше таких разговоров не заводила. Тем более, что Славик рос, и Борис понемногу менялся: и играл, и сказки читал. А что на горшок посадить не мог — так ведь это не главное.

Напротив гостиницы «Кавказ», там, где еще недавно приглашала в прохладный подвал «Хачапурная», началась большая стройка. Ударными темпами возводили новое здание обкома — уже третье в городе. Новое пристанище партийных боссов обещало быть громадным — старенький, похожий на дворец дожей обком, выглядел на его фоне пигмеем.

Как-то раз Борис возвращался с работы домой на автобусе. Августовская по случаю ремонта дороги была закрыта, и «семерка» шла по Красных Фронтовиков. Рядом, не отрываясь, смотрел в окна мужчина. Он долго не был в Грозном и шумно радовался встрече со знакомыми местами. У Дома Пионеров автобус свернул на проспект Орджоникидзе, мужчина увидел слева высокое тонкое здание и спросил у Бориса:

— А это что такое?

— Новый обком, — ответил Борис.

— А в старом теперь что? — поинтересовался мужчина.

— Тоже обком.

— Нормально! — оценил сосед и грустно добавил: — Скворечник какой-то, не то, что старый! Жаль — раньше тут кафе было, «Подкова». Какое там было мороженое!

Автобус миновал «Пятое жилстроительство», начал поворот на Августовскую. Справа показалось громадное здание в строительных лесах, и мужчина привычно обернулся к Борису:

— А это что за махина?

— Новый обком, — предвкушая реакцию, сказал Борис.

— Как? — на весь салон ахнул мужчина. — Еще? У вас вообще строят что-нибудь, кроме обкомов?

Пассажиры улыбнулись, Борис пожал плечами. Автобус, выпустив облако черного дыма, устремился к новому мосту.

Работа в институте Борису быстро разонравилась. Что такое 150 рублей по сравнению с тем, что он получал на заводе? Мизер. Да и ради чего терпеть? Ничего интересного Борис в проектировании не обнаружил. Никакого творчества — сплошная скука и монотонность. А когда пошли постоянные командировки, он и вовсе затосковал, не понимая, как люди могут сами туда рваться.

Через два с половиной года он бросил институт и снова ушел на завод. Мог бы вернуться и на свой — директор там поменялся, а цех, как и предсказывал Борис, снова сполз на привычные «передовые» позиции. Борис даже съездил на завод, побывал у директора. Тот сказал: «Наслышан, наслышан… Грамотные работники нам нужны. Надеюсь, повзрослел, образумился». Сказал не зло, скорее добродушно, но Борису и этого оказалось достаточно. Больше он туда не пришел.

Найти в Грозном работу технологу особой проблемы не составляло: только в объединении четыре завода, а еще газоперерабатывающий, ацетонобутиловый. Борис выбрал химзавод. В народе его чаще называли химкомбинатом, а то и просто — «Химдымом».

Здесь с кадрами было получше, взяли только начальником смены. Сначала он немного опасался работы по ночам, но быстро понял, что зря. График оказался замечательным, ночи Борис переносил прекрасно. Скоро он втянулся и обнаружил, что такая работа имеет много плюсов. Во-первых, отработал смену — и домой: не надо думать, что что-то забыл, не успел. Во-вторых, появилась куча свободного времени, и это тоже было приятно. Правда, было немного скучновато, в глубине души хотелось большего.

Ира вышла на работу, а Славика отвели в ясли — на Полежаева, около землянки Ермолова. Землянку, с которой собственно и начался город, венчал бюст генерала — колонизатора Кавказа. Генерал смотрел на свое детище гипсовыми глазами уже много-много лет, молчал и вряд ли понимал, что происходит. Да он и не успел бы: приблизительно раз в полтора-два года генерала взрывали. Обычно это происходило вечером или утром. А через несколько часов на землянке стоял уже новый бюст, точно такой же. В местных загашниках этих бюстов было заготовлено много — на десятки лет вперед. На жизни города взрывы практически не отражались. Ясли тоже работали без перерыва.

Славик выдержал в коллективе два дня, потом заболел. Выздоровел, снова пошел в ясли, снова заболел. До весны Ира не вылезала с больничных, а потом все наладилось — Славик привык.

Незаметно подошло тридцатилетие Ирины, и Боря напряг всю свою фантазию. Он и раньше старался делать оригинальные подарки, не признавая банальных сковородок и духов, но сейчас хотелось чего-нибудь особенного. «Может, кольцо? — впервые подумал Борис. — Да, ну — ерунда, какая! А если с бриллиантом? Нет, не то.… Во-первых, где взять деньги? Во-вторых — это тоже фигня мещанская, зачем оно Ирке? Что бы придумать?»