— Я б тебе дал совет, конечно. Не знаю, как воспримешь, но можно, пока никого нет, увезти ее оттуда. Да хоть и в «Глорию». Пусть денек отсидится, а там видно будет. Утром соберемся, побеседуем. Между прочим, и для нее прекрасный выход, ты подумай на эту тему. А там и решим. Как?

— Да я-то думаю, это хороший вариант. Пусть скажет родителям, что к подруге поехала. Мол, звонила, заболел у них кто-то. А телефон всегда есть. Кстати, в «конторе», по-моему, даже белье в шкафу имеется.

— Ну вот тебе и решение проблемы.

— Посмотрю, вроде еще не спит, свет горит. Она ж буквально десять минут назад ушла. Все, до утра.

— Желаю тебе ба-альшой удачи, сыщик, — пошутил Турецкий.

3

Он велел ей написать родителям записку, где указать, что она очень рано, пока они еще спали, уехала к подруге, которая живет за городом, помочь с ее матерью и будет звонить, как складываются дела. А если кто-то позвонит, спросить кто и сказать то, что она написала. Если мужчина позвонит, то это из больницы, наверняка захотят ей сорвать выходной, а женским голосам ничего объяснять не надо, вернется, сама позвонит, пусть только скажут, кто звонил.

— Зачем это? — не поняла девушка.

— А вот когда выйдешь, все популярно объясню. И кстати, свою маскировку не забудь.

Тут она засмеялась, сказала, что хорошо сказано. Конечно, не забудет.

И вскоре вышла. Но одетая точно так, как выглядела, уходя с работы, — то есть все та же короткая не то юбка, не то что-то вроде шортов, естественно, с голым пупком, в короткой маечке. Несмотря на то что на дворе давно уже ночь. И когда она, опасливо оглядываясь, приближалась к машине, а Филя предупредительно открыл ей заднюю дверцу, он почувствовал совершенно явственно, как у него екнула селезенка. Перед глазами словно вспыхнула недавняя — всего несколько дней и прошло-то — картинка: красивая, рискованно одетая девица, сверкая полуобнаженной спиной, ну и, естественно, верхней частью попки, склоняется к опущенному стеклу машины. И — глаза, одни глаза прохожих, напряженно разглядывающие это длинноногое чудо. Видение было впечатляющим, он потому и открыл для нее заднюю дверцу, чтоб не сверкала здесь, рядом, голыми своими ногами… Ехать же надо, а не стоять на месте, упираясь всем телом в баранку руля! Между прочим, не железный… А еще Филя подумал, что он успел разглядеть ее уже не однажды во всех мыслимых подробностях, а вот она его видела только один раз, и на лице ее — это было очень заметно — мелькнуло разочарование. Не красавец, что поделаешь, и ростом не вышел. По сравнению с ней, конечно. А так-то? Почему бы и нет?

Он остановил себя: о чем мысли? Ах да, будь он помоложе, никакой рост не играл бы роли, и тогда вряд ли дождался бы своей красавицы из Интернета несчастный летнаб из далекого города Хабаровска. Ладно, сам на себя, в конце концов, взвалил этот груз, никто его тебе не навязывал. Так что нечего и комплексовать.

Девушка приблизилась, привычно наклонилась к опущенному стеклу. А затем, обойдя машину, захлопнула заднюю дверцу, а сама села на переднее место, рядом с ним, и немедленно закинула ногу на ногу. О господи, вот же испытание!..

Филя засмеялся. Она молча смотрела на него, ожидая разъяснений. И он, продолжая негромко смеяться, сказал ей:

— Это не по твоему поводу, девочка. Это я про себя. Видишь ли, у тебя я заметил одну любопытную манеру: ты, когда подходишь к машине, низко так склоняешься, принимая, с точки зрения нормального, здорового мужика, весьма соблазнительную, а потому опасную для себя позу. Одежда твоя на то намекает, понимаешь? Я думаю, что это происходит чисто машинально, просто чтобы узнать, кто в машине, и правильно. Но когда со мной, то не надо, пожалуйста. Я хоть и вдвое тебя старше, а мужчина, не ставь меня в неловкое положение.

— Это чем же? — с наивным недоумением спросила она, придвигая к нему лицо поближе, может быть, чтобы рассмотреть в темноте блеск его глаз? Да и наив был явно наигранный. Ох, милая, опасные игрушки — этот флирт. Энд лав… — И куда мы едем? Ты не сказал. Мы ведь уже на «ты»?

— Не помню. Действительно, а почему бы и нет? И ты не спрашивала, куда поедем. Неужели доверчивая до такой степени?

— Нет, я не доверчивая. Просто мне под вечер уже Юлька позвонила. На мобильный. Ну, чтоб родители не вмешивались, они любят с другого телефона подслушивать. А я что, маленькая, по их мнению? Поэтому и говорили недолго. В общем, без подробностей: когда началась драка в салоне, Юлька сначала пришла в ужас, а потом двое мужчин, появившихся неизвестно откуда, она запомнила одного и описала мне, буквально прогнали их, а остальных оставили. И она задумалась. А уже из дома стала мне названивать, что я думаю по этому поводу. Ну, вспомнила я тут же нападение на меня той ночью. И подумала, что это, наверное, вы со своими — вы же говорили про службу безопасности, да? — наделали шороху. Почему-то мне так кажется. Это не так? Не ты там был?

— Но я надеюсь, ты все-таки не забыла наш уговор?

— Ты знаешь?.. Да, конечно, хотя так и подмывало рассказать ей свои подробности. Я, честное слово, и о драке у нас во дворе сказала ей мельком, ну, в связи с тем Гришей. Как ты говорил. Но Юлька, я точно могу сказать, не сопоставила. Она была вся в заботах: что дальше? В общем, я ей ничего не обещала, но сказала, что, если узнаю, позвоню. Ну, есть у меня один больной, он вообще-то в милиции работает, уже ходячий…

Филя фыркнул, и девушка замолчала, обиженно уставившись на него:

— Чего смешного я сказала?

— Это не ты. Это я вспомнил, когда после Афганистана валялся в госпитале, у нас была там — это уже в Ташкенте — милая медсестричка, мы ее все любили, хорошая девушка, но не такая красивая, как ты. И когда ее спрашивали про кого-нибудь выздоравливающего уже: «Он уже ходячий?» — она отвечала: «Ага, под себя!» Шутка такая госпитальная. Говорили, старая, с бородой.

— У нас тоже шутят, но больные. Врачи и медсестры не позволяют себе.

— Милая, у нас же грубый народ был… Значит, о драке и об этом Грише до этого вашего разговора она ничего не знала? Ты уверена?

— Но я же не говорила. А от кого же еще она могла узнать? Не мог же сам Зыкин звонить!

— А почему ты так думаешь? Хлебников-то знал, и наверняка адрес твой был ему известен. Он же и пригласил именно Зыкина к новенькой, явно несовершеннолетней девочке. В паспорт ее он не глядел, но было ежу понятно, что она врала про свой шестнадцатилетний возраст. Так и сказал Грише: оттянешься, наконец, за все свои страдания. Повторяю дословно, это записано видеокамерой, а Хлебников не знал, что она работает, поскольку сам ее не включал, а сделал это за него я, наша работа. Ну и как бы предложил он Грише компенсацию за неудачу с тобой. Так-то, Наташенька, не все тут так просто, как тебе кажется.

— А откуда новенькая? — Наташа, показалось, помрачнела. — Да еще совсем девочка? Я два раза была, но девочек не видела. Разговаривала и со Степаном, он расспрашивал, а в другой раз — с Григорием Ивановичем. Но ко мне оба раза так уже, откровенно, не приставал никто.