Эволюция идеи денег, по причинам, которые должны быть понятны даже совершенно случайному человеку, проявившему интерес к проблеме, тесно связана с развитием представлений о том, что такое грех и что такое вина. На ранней заре торговых отношений мы встречаемся с рудиментарными принципами, внушающими, будто уже у первобытного человека развились методы обмена, связанные с понятием наподобие долга. Однако только во времена Рикардо сложилась формула, выражающая отношение между должником и кредитором, исключая какое-либо крючкотворство. Рикардо суммировал это почти с Эвклидовой простотой: «Долг уплачивается передачей денег». Рикардо исходил из хорошо известного положения, что деньги – это еще не богатство. Деньги, как очень удачно сформулировал Рикардо, должны быть в первую очередь «переносимыми». Могут быть и другие свойства, об этом спорить не приходится, такие как ковкость, вязкость, сопротивляемость ржавлению, высокая точка плавления и так далее, но самый важный фактор, тот, с которым соглашаются все современные экономисты, – это то, что деньги должны быть переносимыми. В подтверждение этого тезиса напомним читателю лишь один исторический факт, касающийся давно уже отмерших шведских денег в форме ключа, которые были в обращении в правление короля Густава Адольфа. Этот монарх, отличившийся больше на поле брани, чем в сфере государственной экономики, придумал деньги в виде ключа, наверняка вдохновляясь многолетним контактом с турками, которые упорно отказывались перенять европейские методы чеканки монет. Эстетически привлекательное и безупречное с точки зрения металлического содержания, это новшество Густава Адольфа тем не менее было априори обречено на неуспех из-за трудностей с транспортировкой и стандартизацией, которые стали возникать с первых же дней. Для нумизмата это любопытнейшие раритеты, а для финансиста или специалиста по металлическим деньгам это свидетельство непогрешимости первого принципа Рикардо, а именно что деньги должны быть переносимыми.

Возможно, нам не пришлось бы до времени Рикардо ждать провозглашения этого принципа, если бы англичане, от века бывшие великой торговой нацией, не утопили бы представление о долге и задолженности в бесконечном морализировании. Рикардо, имевший итальянское происхождение, – говорят даже, будто он был потомком Медичи, – проявил поразительную отвагу и решительность, взявшись за эту проблему. С присущей латинскому уму ясностью и скрупулезностью он быстро ухватил главное в этом спорном предмете, а именно отношение средства к цели. Он пришел к заключению, что долг – не обязательно вопрос чести среди джентльменов, скорее это проблема общественного доверия, связанного с уплатой долга, и к решению этой проблемы мы должны подходить с той же невозмутимой объективностью, с какой Клерк Максвелл проводит демонстрацию своих физических экспериментов. Не приходится говорить, что эта простая констатация факта во многом помогла рассеять туман, окутывавший данный предмет со времени римских хлебных законов. И в самом деле, вряд ли будет преувеличением утверждать, что если бы не Рикардо, то на Ломбард-стрит до сего дня пребывали бы в своего рода вассальной зависимости от Ватикана.

Естественным следствием рикардовской максимы был сформулированный лет через сто, а может быть, и позже, принцип Грешема. Открытие Грешема оказалось настолько важным, что ученые всего мира называют его законом Грешема. В двух словах он гласит: «Плохие деньги вытесняют хорошие». Задумываясь над упрямым здравым смыслом, лежащим в фундаменте этого принципа, читатель, я надеюсь, не упустит из виду то, что было сказано несколько выше относительно долга и задолженности. Возвращения долга, который подлежит уплате передачей денег, можно преспокойно избегнуть, если расплачиваться плохими деньгами. (По этому поводу у нас в ходу шутка: «Никогда не берите деревянных денег».) Предлагая средство борьбы с такого рода мошенничеством – французы называют его «escroquerie», – экономисты, подобные Грешему, тут же объявили, что при уплате долга должны предъявляться лишь доброкачественные деньги. И только таким путем можно выполнить взятые на себя обязательства, тем самым открывая дорогу свободному течению золота.

С другой стороны, для создания рабочих мест экономисты начала девятнадцатого века воздерживались от провозглашения столь жестких и категорических правил. Бизнес и финансы они разнесли по накрепко разгороженным отделениям, хотя даже тогда для тех, кто глубоко изучал предмет, было очевидно, что, как ни крути, от их взаимосвязи никуда не денешься и взаимосвязь эта – долг. Здесь кроется одна из причин, в силу которых под влиянием марксистской диуретики долг не относят к числу неотъемлемых элементов расстройства экономики, а скорее рассматривают в качестве растворителя, претворяющего капитал в труд. Страны вроде Германии и Италии, в той мере, в какой они отказываются принимать марксистскую диуретику, склоняются к увеличению скорости обращения денег, с тем чтобы, как выразился один видный голландский экономист, «их деньги сумели сами себя вытащить за волосы из зыбучих песков обесценивания» Насколько бы благотворно ни сказалась эта практика на испарении национального долга в упомянутых странах, факт остается неопровержимым: господствующий в мире золотой менталитет ничуть не изменился. По мере того как деньги дешевеют, цена золотого слитка, естественно, ползет все выше и выше, так что на «созываемом рынке» возникает натуральный запор. Вот вам подлинное объяснение того факта, что в Померании вскоре после прихода к власти Гитлера столь значительно сократились сборы турнепса и брюквы. Ибо, даже притом что засушливые годы всегда губительно сказывались на уровне цен, в тот год, о котором мы говорим, средний уровень выпадения осадков был несомненно выше, чем все пять лет до прихода Гитлера. Будь это иначе, трудно было бы объяснить, с какой стати все эти пять лет акции пивоваренных заводов прекрасно себя чувствовали.

В этом месте необходимо сделать небольшое отступление в область теории, которая последнее время получила популярность в связи с новой волной интереса к метеорологии. Профессор Уэрта из Технологического института в Мадриде, выступая год назад перед аудиторией физиков в Альберт-холле, сделал сообщение о том, что наблюдается определенная корреляция между циклическим возникновением солнечных пятен и финансовыми кризисами. К несчастью, высказывания высокоученого профессора были несколько искажены газетами. Те, кто имел возможность ознакомиться с текстом, зачитанным профессором Уэрта перед собравшимися в Альберт-холле, согласятся, что профессор ничего подобного буквально не говорил, а выразился, так сказать, иносказательно. Он не утверждал, будто пятна на Солнце и финансовые кризисы, эти не связанные между собой и не поддающиеся сопоставлению или сравнению явления, всегда совпадают во времени и взаимодействуют между собой, он сказал только, что эти явления отличаются похожими и часто параллельными циклами. В 1907 году, когда в Соединенных Штатах Америки были ограничены выплаты по закладным, облигациям и долговым обязательствам, действительно случилось так, что обсерватория Маунт-Вильсон наблюдала необычно большое количество солнечных пятен, а на следующий год обнаружилось даже еще больше пятен, однако, несмотря на это, никаких признаков спада не наблюдалось. Какой же из этого мы должны сделать вывод?

Прежде чем перейти к выводам, было бы неплохо сделать паузу и ознакомиться с более масштабной идеей, охватывающей явления солнечных пятен, кризисы, неурожай турнепса и брюквы, пришествие Гитлера, Муссолини и тому подобное. Я имею в виду астрологический прогноз юного кубинца, из скромности или робости пожелавшего остаться анонимным. Ссылаясь, для придания своим утверждениям пущей достоверности, на ежегодный доклад «Финспонгс металверкс акциеболаг», юноша сумел с помощью собственной интерпретации сочетания Плутона и Нептуна добиться блестящего синтеза всех земных движений. Взяв за основу период с 1317 по 1392 год – период, отличавшийся невероятным скоплением катаклизмов и всякого рода происшествий и событий (включая моровую язву, войны, чудеса, появление могучих гениев и так далее), – он сделал предсказание не только относительно даты следующей войны, убийства Гитлера, Сталина, Рузвельта и других ведущих лидеров – он знает с точностью до восьмой дюйма цифры годового выпадения осадков на ближайшие двадцать лет для всех стран земного шара, а также колебания китайских облигаций, сообщает о предстоящем обвале каучукового рынка, качестве кормовой свеклы, увеличении или сокращении сбора картофеля, состоянии овец и родственных им животных, эластичности материалов из сельскохозяйственного сырья, востребованности резервуаров для сыпучих продуктов, о правилах нефтеоборота, ограничениях на добычу олова и о чем только еще не вещает. Среди прочих откровений он сообщает, что закон Грешема, о котором мы только что говорили, несомненно, был известен Орему[151] и Копернику. В отношении золота он утверждает, что исследования природы «галогенных соединений» приведет к революции, которая затронет не только денежные рынки мира, но и политическую и религиозную жизнь западных стран.