Он провожал меня до люка, даже пытался поддерживать под локоток, искрился от счастья, едва не визжал и не вилял хвостом. Хвост у нас в процессе эволюции хоть и отпал, но потребность вилять осталась, и последнее, что я видел, опускаясь по канализационной трубе нового типа, собачью преданность в глазах этого наивного ученого.

Вниз спускаться, вопреки расхожему мнению, все-таки намного легче, задница тянет вниз, а не вверх, я спускался резво, без передышек, с последней ступеньки соскочил, загремев мечом. Вдоль стены снова заскользил мимо меня ряд дверей, одни хранили горделивое молчание и нового хозяина не замечали, другие загадочно подмигивали искорками на металлической поверхности.

Сходя на первый этаж, я грозно спросил у первого же попавшегося челядина:

– Кузнец у нас добрый?

Челядин испугался, его затрясло, перекрестился, вот-вот упадет на колени, взмолился:

– Нет, господин, очень злой человек!

Я поморщился, слово изреченное – всегда ложь, отмахнулся:

– Да по мне хоть либерал, лишь бы работал хорошо. А как работает?

– Работает хорошо, – протянул челядин, – да с ним никто в подмастерьях не держится. Чуть что не так – в рожу! А то и вовсе в рыло. А рука у него, как торец бревна.

– Ага, – сказал я. – Значит, замок, скорее всего, вскроет… Ладно, иди, гомо.

Он поспешил уйти, я остановился, опершись на жуткую горгону, отлитую из металла. У нас по перилам лестницы обычно расставляют шары, здесь же искусно отлитая из темного незнакомого металла страшила. Размером с обезьяну, смотрит на мир жуткими красными глазами, скульптор не пожалел два крупных рубина.

Я щелкнул ее по носу, зашиб ноготь о холодный металл. Зверюка отлита мастером, во всей фигуре чувствуется злоба, ярость, жуткий динамизм. Так и кажется, что вот-вот прыгнет. Чувствуется техника повыше, чем та, что в средневековье. Что-то непонятное…

В дверях со стороны двора появился полный человек, средних лет, лицо приказчика, поклонился, сделал два шага вперед, поклонился снова и, глядя на меня преданными глазами, спросил самым что ни есть почтительным голосом:

– Куда прикажете подавать обед… хозяин?

– Обед? – переспросил я. – А куда его можно подать?

– Ну, – ответил он и снова поклонился, следуя мудрости, что спина от поклонов не переломится, а гимнастика суставам нужна, – можно, к примеру, в главный зал…

Я оглядел его с головы до ног. Он выпрямился и постарался смотреть честными глазами. Да вообще-то и был честным, если судить по моим меркам, меркам человека, который жил в мое время, видел политиков, профи пиара, прожженных хитрецов, что умеют рядиться не только в любые одежки, но и в любые шкуры. Вообще я уже начал свыкаться с ощущением, что самый хитрый, подлый и прожженный в этом мире я, а все остальные просто дети, и хитрости их детские, видны такому, как я, насквозь, за километры.

– Ты кто?

– Марк Форстер к вашим услугам, господин. Сенешаль этого замка, господин.

– А что в главном, Марк? – спросил я. – Стол на сколько персон?

– Ваш, – ответил Форстер, – на двенадцать. И еще шесть столов для гостей.

– А за тем, – спросил я саркастически, – где двенадцать, я должен все сожрать один?

Он поклонился, ответил с некоторой запинкой:

– За ваш стол… только избранные… однако, простите, в самом деле вам лучше в Золотой зал.

– А там сколько столов? – спросил я подозрительно.

– Один, – ответил он твердо.

Я пошел за ним, выпрямившись и держа руку на рукояти меча, ведь наблюдают же со всех сторон, оценивают нового хозяина. Золотой зал располагался на втором этаже, что и понятно – первый отдан челяди, кухне и прочей черновой работе, благородность начинается со второго, а на третьем, значит, самое что ни есть…

Мы поднялись по лестнице, Форстер провел мимо двух массивных дверей, распахнул богато украшенную золотом третью, оттуда сразу пошел радостный свет, поклонился, пропуская меня. Пока я стоял, озираясь, сзади послышались торопливые шаги. Оттерев нас обоих, вперед вдвинулся Сигизмунд, огляделся с подозрением, готовый защищать меня животом и грудью. Комната впятеро меньше прошлой по размерам, блещет роскошью, на стенах неизбежные гобелены со сценами сражений, немаленький камин, огромный стол и обещанные двенадцать кресел. Стол заставлен фамильным серебром, золотыми кубками, посредине высокий подсвечник.

– Хорошо, – одобрил я. – Со мной будут обедать мои спутники сэр Сигизмунд и сэр Зигфрид, а также позови Гунтера. За столом заодно и поговорим.

Зигфрид явился, к моему удивлению, в доспехах, хоть и с непокрытой головой. Меч снял, но поставил рядом с креслом, прислонив так, чтобы рукоять была под рукой.

– Что-то неладно, – сообщил он коротко. – Больно пахнет магией. Да и не прост сам замок, не прост.

Сигизмунд только кивнул, лицо молодого рыцаря оставалось очень серьезным. Гунтер вошел, остановился у порога. Я помахал ему рукой.

– Давай, заходи! Как у тебя зубы? Нет, бить не буду, это на случай, если твердое мясо не сможешь… Садись, ты ведь теперь на повышении? Поздравляю. Какие-нибудь новости?

Гунтер осторожно опустился по ту сторону стола, лицо настороженное, видать, за столом с Галантларом не сидел, ответил несколько скованно:

– Для вас, возможно, это уже не новость, но вы являетесь не просто человеком, захватившим этот замок и объявившим себя хозяином. Вам отныне принадлежат три деревни и одно село, общим числом почти триста человек. В одном вы, как я слышал, уже побывали…

– В двух, – сказал я. – Кстати, надо будет побывать еще разок. Думаю, обрадуются смене режима.

– Лучше я пошлю нарочного, – предложил Гунтер. – Налоги все равно платить надо, а то так обрадуются…

Он не закончил, я кивнул.

– Ты прав. А то достали эти дурацкие праздники. Что еще?

– Ваши земли граничат с владениями Вервольфа, Кабана, сэра Одноглазого и Тудора Глиняный Берег. Границы, правда, условные: по реке, по широкой полосе леса, по каменной насыпи, что занимает милю в ширину и где ничего не растет. Есть еще владения леди Клаудии…

– Знаю, – сказал я, – уже общался. Милая такая женщина.

Он вскинул брови, в голосе прозвучало удивление:

– Вообще-то это злая волшебница. У нее ни сел, ни деревень, а свой небольшой замок она защитила колдовством. Ее никто не осмеливается побеспокоить, да и она в наши дела не вмешивается, у нее свои интересы.

Сенешаль остановился у распахнутых дверей, слуги быстро начали заносить широкие медные подносы. Сильно и зовуще запахло только что испеченным гусем. Ароматы поплыли по комнате, как сто тысяч ангелов, сорвавшихся с иглы. Мы нетерпеливо ждали, когда все перекочует на стол, слуги подали еду на украшенных чеканкой серебряных блюдах, на середину взгромоздили что-то вообще невообразимое, похожее на огромный паштет из гусиной печенки, это же сколько надо гусей перевести, «зеленых» на них нет… к счастью.