Несмотря на холодный прием, обед нам подали горячий. Стол был заставлен как на каком-нибудь светском рауте. Тут обнаружились несколько видов жаркого, морепродукты, роскошная нарезка из элитных сыров и даже пирожные из модной кондитерской, которую, как гордо заявила хозяйка, открыл сват брата личного повара самого императора. Куда ни плюнь, повсюду такие важные люди.

И это я еще молчу про фамильную посуду с позолоченными ободками, по которой супруги даже вилкой боялись стучать. Вот как серьезно Алиночка отнеслась к визиту своей высокопоставленной подружки. Однако сама подруга оказалась на вид куда проще, чем ее описывали. Миловидная курносая блондинка после короткого знакомства, приоткрыв ротик, смотрела то на меня, то на Глеба — с очаровательным выражением человека, которому в этой жизни вообще не приходится включать мозги. Вот что значит отличная родословная.

“Вполне в твоем вкусе,” — заметил я.

“Потому что блондиночка?” — уточнил друг.

Нет, потому что дурочка. Некоторое время за столом щебетала только она, Алина изредка вставляла фразочки, не забывая хмуро коситься на нас, словно ожидая какой-то выходки. Но бомба упала не оттуда.

— А вы правда, — ее подружка вдруг повернулась ко мне, — сын Волкодава?

Да сегодня день сюрпризов просто.

— Я же тебе говорила, — хозяйка дома с легкой досадой повернулась к ней, — не надо об этом!

— Ой… — та растерянно хлопнула ресничками.

— Почему Волкодав? — спросил я.

— Ну вам, наверное, лучше, — блондинка покосилась на хозяев дома, — у кого-нибудь еще спросить…

А дальше, явно желая сменить тему, перевела глаза на Глеба и выдала еще один перл:

— А вы правда мертвый?

В обеденной буквально случилась немая сцена. Даже вилки застыли на полпути ко ртам. Вообще мы такое не афишировали, да и мертвым он был лишь формально — ничего общего с поднятыми трупами. Сердце билось, голова работала — не всегда, конечно, хорошо, но работала. Единственное, что души у него не было — она хранилась у меня. Но ни одно медицинское обследование этого не выявит. Так что то, что он мертвяк, можно было узнать лишь одним путем — разболтал кто-то из тех, кто знал. И я даже знал кто. Алина сейчас сидела приложив ладонь к лицу, сама сообразив, что ее сплетни вышли за пределы ее маленького круга.

— Ну да. И что? — Глеб приосанился.

Блондиночка молча уставилась на него. По опыту мы уже знали, что девчонки, когда выясняли, что он мертвяк, жестко делились на две группы. Первые тут же отшатывались и никогда бы никуда с ним не пошли, да что там — даже говорить боялись. В то время как вторые чуть ли не в открытую начинали тащить его в койку, видимо, чтобы проверить, каковы мертвецы в постели.

— Ну это так… — с придыханием выдала блондинка. — Необычно!..

Судя по всему, эта из вторых.

— И что, никак не мешает? — не сводила глаз она.

— Нет, даже больше того — сверхспособности появляются, — с азартом отозвался Глеб.

— Правда… — кокетливо протянула девица. — И какие?..

Ну а дальше все пошло по знакомому сценарию: слово за слово — и вот она уже просит Глеба с чем-то очень важным ей помочь, что ей надо сделать вот прямо сейчас. А он, отзывчивый человек, охотно подрывается — и парочка исчезает в глубине дома. Как и ожидалось.

“Развратная столица! Я же говорил,” — довольно бросил друг напоследок.

Вот интересно, и что же они все так рвутся проверить? Настолько ли они хороши, что даже у мертвеца на них встанет? Или просто хотят на следующий день хвастаться подругам “а я переспала с трупом” и получить в ответ “о, какая ты крутая”? А ведь знатная столичная дама могла прожить всю жизнь и так ни разу не трахнуться с трупом — видимо, это проблема. Глеб явно знал, куда ехать.

— Да что же вы вечно так меня позорите! — возмущенно выдохнула Алина, как только парочка скрылась из вида. — Ты особенно! — бросила она мужу и, обняв свой животик, ушла, вероятно, чтобы прямо здесь и сейчас от такого страшного позора не родить.

А нечего рассказывать всем подряд то, что тебя не касается. По-любому ведь, чтобы набить себе цену, до этого весь вечер трепалась подружке, что она жена кузена сына того самого Григория Павловского. Еще и про Глеба разболтала.

— Я же просил, — пробурчал Женька, как только мы остались вдвоем, — не позорить меня!

Ну раз тут все все рассказывают, теперь и моя очередь кое-что узнать. Я повернулся к братцу.

— Почему Волкодав? Расскажи.

Он мигом нахмурился.

— Хватит говорить таким тоном! Ты меня не заставишь!

Да неужели? Я вот отлично помню и уверен, что ты тоже отлично помнишь, один жаркий солнечный день лет шесть назад, когда, черт знает зачем, ты потащился за сарай, где я и Уля, никому не мешая, стояли и целовались. И по тому, как мы это делали, было понятно, что мы уже не только целовались. Даже не знаю, что возмутило братца больше: как я прижимал ее к стене, или как моя рука шарила под юбкой, под которую ему было запрещено залазить. Хотя он туда явно хотел. Не выдержав, Женька тогда подошел к нам.

— Вы что творите? — возмутился он. — С ума сошли?

Уля вздрогнула и распахнула глаза. Нехотя прервавшись, я обернулся.

— Тебе чего надо?

— Сдурел совсем? — выпалил он. — Знаешь, что тебе за это будет?

Я шепнул Уле идти в дом, и она быстро ушла. Женька с досадой проводил ее глазами.

— Я отцу расскажу, а он ее отцу расскажет! И тебе дадут по первое число! — со злорадством выдал братец.

Ну конечно, я ведь уже делал то, о чем он только мечтал — с той, на кого ему оставалось только дрочить. Притом я еще и младше. Можно только представить его раздражение.

— Ничего ты не расскажешь, — сказал я.

— Да вот прямо сейчас пойду и расскажу!

Он развернулся, спеша нажаловаться. Схватив за плечо, я резко дернул его назад к стене сарая — так, что аж его затылок треснулся о дерево. Женька дернулся в ответ, порываясь уйти. Я надавил ладонью ему на грудь, удерживая силой — обычной человеческой силой. А пугливое тело, прижатое к стене, как известно, не сопротивляется — вот такой закон