детстве по-любому поводу бежал жаловаться на нас своему отцу. Ему даже навалять было неинтересно — не отбиваясь, он сразу начинал ныть, а затем снова бежал жаловаться.

— Мы тебе завезли привет от отца, — сказал я.

— Заодно и пообедать приехали, — добавил Глеб.

— Ну надо же предупреждать, — проворчал гостеприимный хозяин. — Я вообще-то теперь семейный человек. Ко мне теперь нельзя заявляться, когда вздумается. И вот сегодня это никак не удобно…

Какая слабая попытка нас выставить. Сразу видно — давно не тренировался.

— То есть ты отказываешь нам в обеде из-за жены? — уточнил я.

— Вы не понимаете, — Женька заговорил с нажимом, — у Алины сейчас подруга гостит, а она близкая подруга фрейлины третьей принцессы!

Подруга подруги фрейлины третьей принцессы. Мм… Какая большая иерархия. Важный человек.

— И? — стрельнул в него глазами Глеб. — Места за столом не найдется или что?

— Или жена не разрешает гостей приводить? — полюбопытствовал я.

“Интересно, она ему яйца все-таки оставила или уже откусила?” — тут же задался вопросом Глеб.

— Что вы вообще понимаете в семейной жизни… — промямлил гордый супруг.

“Видимо, второе,” — отозвался я.

Женькино семейное прозвище было каблук еще до того, как он женился. Ну а когда женился, это прозвище стало ему практически вторым именем.

— Что, — хмыкнул Глеб, — боишься, что давать перестанет?

И, глядя на Женькино возмущенное лицо, вполне подтвердившее эту версию, мы не удержались и заржали.

— Вообще я в доме хозяин! — буркнул он.

— Да, конечно, ты в доме хозяин, — Глеб хлопнул его по плечу. — Ну так покорми, что ли, гостей, хозяин!

Уже и не зная, как отвертеться, хозяин смотрел на нас как на двух бандитов, которые вероломно ворвались в его дом и требуют отдать все ценное, что там есть. А ведь мы всего лишь заявились пообедать.

— Кто там, дорогой? — вдруг раздался требовательный женский голос из глубины особняка.

Женька аж поежился.

— Родственники…

— Какие? — в голосе появилась внезапная опаска.

— Младшие братья, — вздохнул Женя.

Следом из глубины дома донеслось нечто похожее на приглушенный мат — светская вежливость, что сказать. Помнится, кто-то хвасталась, что проучилась восемь лет в элитном женском пансионе, где, в отличие от нас, дикарей, ее-то научили манерам. В принципе таким манерам научили и нас.

Хотя я знал причину, почему его благоверная нам не рада. Пожалуй, таких причин было даже две. И в обоих случаях мы были совершенно ни при чем. В первом, по крайней, мере точно.

Из глубины дома раздались осторожные шажки, но в гостиную никто не вошел.

— Выстави… выстави… — лишь послышался из-за двери отчаянный шепот.

Вот бы кому ментальная связь не помешала. Жаль, что ее не выдают вместе с замужеством.

— Алина, мы тебя слышим, — позвал я.

— И тоже очень тебе рады, — добавил Глеб.

Из-за двери донесся тяжелый вздох, как бы означавший капитуляцию этих гостеприимных хозяев. Следом выплыла и сама Алиночка, выпятив заметно округлившийся живот, гордо демонстрируя то немногое, на что без посторонней помощи способен ее супруг.

— Мы вас сегодня не ожидали, — протянула она, глядя на нас двоих так, будто ее сейчас стошнит.

В принципе, такое проявление радости можно было списать и на токсикоз, но Женькина супруга смотрела на нас так и раньше. И самое ироничное, что мы для этого даже ничего не сделали. Первая причина ее нелюбви к нам двоим сидела гораздо глубже. В детстве, когда Алиночка была совсем маленькой, ее отец чем-то насолил одному некроманту, и тот наслал на семью кучку поднятых трупов и момент, главное, выбрал удачный. Так что на шестилетие любимой дочки вместо клоунов в дом заявилась парочка мертвяков и устроила маленьким девочкам догоняшки. Тогда все обошлось, но ходячие трупы явно стали детской травмой, и с тех пор у Алины стойкое неприятие ко всему, что хоть как-то связано с нежитью — вроде родственников ее супруга. В итоге на Глеба она смотрела так, словно он объединял в себе всю нежить, которую она только видела, а на меня — как на страшного кукловода, который этой нежитью управляет.

— Ты сказал, что у меня подруга гостит? — хозяйка дома с недовольной моськой повернулась к мужу.

— Сказал, — виновато закивал он, — но это же братья…

Их так просто не выставишь — прямо просилось продолжением.

— Что ты вечно мямлишь… — проворчала его благоверная.

На первый взгляд, казалось, что замужество ее не устраивает. Но на самом деле она была абсолютно довольна. Где еще можно найти бесплатного раба? Разве что еще родить парочку.

Следом суровый взгляд Алиночки переключился на нас двоих.

— Моя подруга из элиты, — грозно предупредила она. — Она во дворце бывает. Так что постарайтесь соответствовать уровню!

Да ладно, знали мы этот уровень. Когда дело доходило до того, чтобы дать, благородные дамы ничем не отличались от сенных девок. Разве что барином не называли.

— А на свадьбе она была? — спросил Глеб.

— Даже не думайте повторять то, что было на свадьбе! — прошипела Алиночка.

Ее свадьба была второй причиной, почему она нас не любила — видимо, получила там вторую психологическую травму. Немного заскучав, мы с Глебом тогда открыли охоту на подружек невесты и за несколько дней торжества перетрахали их всех без исключения. Это даже на челлендж не тянуло — некоторым понравилось настолько, что после одного они сами бежали к другому, то ли желая сравнить, то ли просто за добавкой. В итоге соревнование свелось к тому, кто побывает в очередной благородной гостье первым. Поначалу мы даже вели их на счет, а потом расслабились и решили насладиться праздником.

Судя по лицу невесты на второй день торжества, не удовлетворенной на собственной свадьбе осталась только она. И нет, чтобы обвинить в этом реального виновника своего неудовлетворения, однако она обвинила нас, заявив, что мы испортили весь праздник. Чем? Что ее подружки получили больше удовольствия от ее свадьбы, чем она сама?

— Проходите за стол. Все остывает, — пробурчала хозяйка и, обняв свой глубоко беременный животик, зашагала в обеденную.

— В общем, вы не позорьте меня, пожалуйста, — торопливо зашептал хозяин, ведя нас следом. — Она же меня потом сожрет…

— Да когда мы тебя позорили? — отозвался Глеб.

— Да когда вы по-другому