– Ты находишь это смешным? – возмутилась я. – Убери этого парня!

– Не могу, дорогая, – с грустью отозвался Игнат. – Все ради тебя. Я не в силах работать, пока ты будешь где-то бродить, одинокая и без защиты.

– Такими темпами защита скоро потребуется тебе!

– Ты мне угрожаешь?

Игнат радостно фыркнул в трубку, и попрощался:

– Дорогая, извини, у меня встреча. Поговорим дома.

– Дома? – не поняла я.

Это какой дом он имеет в виду? Мой? Но из трубки донеслись гудки, и ответа я так и не услышала.

После пар мы с Сонькой, измученные и отвыкшие за каникулы от такого количества информации, выползли на улицу. Олег, завидев меня, помахал рукой и вышел из машины. Я уже было направилась в его сторону, как путь мне загородил Ванька.

– Ева, Соня, привет, – он потянулся к нам, и обнял сразу обеих. – Как первый день учебы?

– Пойдет. Ты как здесь оказался? – спросила я, пока Сонька ехидно улыбалась. Олег, нахмурившись, двинулся к нам, и его серьезное лицо вызывало у меня некие опасения.

– Да дай, думаю, мимо пройду, вдруг вас встречу? Повезло, – загоготал Ванька.

Настроение у него было хорошим, а сам он светился от счастья. Сонька радостно разглядывала его синяк под глазом, а я следила, как к нашей компании подбирается мой личный надзиратель. Олег, подкравшись к Ваньке сзади, мирно заговорил:

– Ева Андреевна, пора ехать.

Ванька резко обернулся и оглядел Олега с головы до ног.

– Ты еще кто такой?

– Все нормально, – торопливо вмешалась я. – Это мой… Охранник.

Глаза Ваньки округлились. Несколько секунд он молча смотрел на меня, осознавая сказанное, а потом потрясенно вымолвил:

– Это Игнат его приставил? Чтобы за тобой следить, да?

– Игнат Константинович переживает за безопасность Евы Андреевны, – с безмятежной улыбкой сообщил Олег. – Вот и все. Нам пора.

– Чушь! – сорвался Ванька. – Это ненормально, Ева! Господи, ты что, сама не понимаешь? Он тебя контролирует, он управляет тобой! Что будет дальше, а? Об этом ты подумала? Как далеко это все зайдет?

– Я… Я позже тебе позвоню, – быстро шепнула я Ваньке, покорно делая шаг в сторону автомобиля.

Сонька и Олег последовали за мной. Я шла, чувствуя, как взгляд Ваньки буравит мою спину. Знала, что он продолжает стоять на том же месте, и смотреть.

Я не обернулась.

По пути мы завезли Соньку к ней домой, затем Олег проводил меня до квартиры. Оставшись одна, я с облегчением выдохнула. Открыла кран в ванной, села на бортик и тупо пялилась, как набирается вода.

Ванька прав. Игнат никогда не сможет предоставить мне полную свободу. Он привык все контролировать, и малейшее неповиновение вызывает у него гнев. Такой уж он человек. Очевидно, мне не по силам это исправить. Остается либо смириться, либо…

Я сняла одежду, небрежно бросила на пол. Переступила через нее босыми ногами, осторожно ступила в ванную. Горячая вода обожгла заледеневшие ступни. Сдерживая позыв выпрыгнуть из воды, я медленно погрузилась в воду. Кожа мгновенно покраснела, но я не обратила на это внимания: мне хотелось смыть с себя сегодняшний день, соскоблить, как грязь мочалкой.

Рядом запиликал телефон. Вытянув руку, я приняла вызов и только потом взглянула на экран. Ванька. Не следовало ему сейчас отвечать.

– Ева, ты дома? Ты в порядке?

– Да, я дома. Все хорошо.

– Что это было сегодня? Зачем Игнат приставил к тебе охранника?

– Сказал, что переживает за меня.

– И ты ему веришь? А что он еще сказал? Что нам не следует общаться? Поэтому этот хмырь поспешил тебя увести?

– Игнат считает, что ты влюблен в меня, – ровным голосом ответила я.

Повисло молчание. Некоторое время Ванька молчал, а потом хрипло произнес:

– А что, если так?

– Если так, то очень жаль. У нас с тобой ничего не выйдет, – сказала я, с силой зажмуривая веки. Прости, Ванька. Ты хороший друг… И ничего более.

Ванька часто задышал. Я представила, как ему сейчас больно и неприятно, и слезы сами собой потекли из глаз.

– Прости, – дрожащим голосом протянула я.

– Да ничего, – отозвался Ванька с насмешкой. И напряженно спросил: – Но… Ева, ты же не думаешь, что будешь счастлива с Игнатом? Он сделал из тебя красивую куклу, подчиняющуюся прихотям хозяина. О такой жизни ты мечтала?

Я плакала, лежа в ванной, размазывала слезы по щекам, смешивая их с водой.

– Слушай, я понимаю, что у нас с тобой… Не выйдет, – грустно сказал Ваня. – Но я могу помочь тебе. Уехать, сбежать… Если ты этого хочешь.

– Я не знаю, чего я хочу, – шепотом призналась я. – Вань, давай поговорим позже. Мне нужно все обдумать.

– Хорошо, – согласился друг.

Вода окончательно остыла. Чувствуя, как замерзают мои плечи, я нехотя вылезла из ванной, завернулась в махровый огромный халат, который обычно носил отец, и потопала на кухню. Заварила кофе, уютно устроилась у окна и уставилась на улицу. Так и просидела до приезда Игната, рассеянно пялясь на прохожих и вертя в руках телефон.

В семь вечера в прихожей раздался скрежет – в замочной скважине провернулся ключ, который я Игнату не давала, и вскоре сам он появился на кухне. Щелкнул выключателем, нашел меня глазами и спросил:

– Почему ты сидишь в темноте, дорогая? Что-нибудь случилось?

– Ты случился, – зло ответила я.

Игнат присвистнул, прошел к столу и уселся напротив. Сложил руки замком, и с любопытством поинтересовался:

– Ну, что опять не так?

– Ты меня душишь.

– Это каким образом?

– Ты не даешь мне свободы. Решаешь все за меня. Приставил этого Олега, чтобы он шпионил. Ты хоть представляешь, как это унизительно?

Под конец я почти сорвалась на крик. Игнат молча смотрел на меня, улыбаясь, и эта улыбка окончательно подорвала мои расшатанные нервы. Не выдержав, я швырнула в него чашку.

Игнат отклонился, и посуда с треском встретилась со стенкой, разбившись вдребезги. Осколки разлетелись по кухне, некоторые, кажется, попали в него, но он даже не шевельнулся, а я замерла, испугавшись сама себя.

– Полегчало? – издевательски спросил Игнат, и тряхнул головой. Несколько осколков, запутавшихся в его густых черных волосах, упало вниз.

– Нет.

– Можешь кинуть что-нибудь еще, – предложил он. Я отрицательно качнулась из стороны в сторону. – Ну, как хочешь. Теперь поговорим о твоих претензиях. Олег останется, и это не обсуждается. Я бы вообще с тобой, – он поморщился, – ничего не обсуждал, но ты же не успокоишься.