Эти вопросы являются настолько важными для социальной истории и генеалогии, что их стоило бы оценить, прибегнув к изучению обширной Источниковой базы. В первую очередь должна учитываться история поселений и прибытие поселенцев на определенные территории.

Родовой символ был отличительным знаком свободного рождения — знаком свободы. Поэтому можно предположить, что обладание родовым символом было для наших предков честью. Только этим можно объяснить, что многие из аристократов перенесли свой родовой символ на дворянский герб. Риль В. предположил, что «для крестьянина родовой символ являлся столь же ценным, как для барона его дворянский герб». Интересный документ, позволяющий оценить родовые символы в Восточной Пруссии, был приведен Хомайером. В Шлодине и Кравиндене «родовые символы с особой тщательностью устанавливали на доме или перед домом, что было знаком почтенности». В другом месте он дополняет это сообщение важными сведениями о том, что ранее общеупотребительной практикой было наказание в виде временного удаления родового символа с дома. Это было разновидностью суда чести. Оно напоминает о другом наказании, практиковавшемся в прошлом столетии, это было наказание через осквернение герба.

Однако самым убедительным свидетельством того, что наши предки оказывали родовым символам большое почтение, являются сохранившиеся исторические памятники нашей письменности. Они были изложены понятным и отчетливым языком. Это доказывают также наши родословные таблицы, которые являются только крохотной частью из всего изобилия доставшихся нам исторических сокровищ. Вновь и вновь мы можем обнаруживать родовые символы на почтенных местах, обрамленными в красивые венки и рамки, что должно было подчеркнуть особое значение этого знака. Это было характерно как для города, так и для деревни.

Крестьяне помещали родовой символ на замковом камне близ ворот, ведущих во двор, или же на входной двери, вырезали на балке дверного косяка или же на балке фахверкового дома. Внутри дома они могли вырезаться на вершине столба, подпирающего потолок, или на ведущей потолочной балке. Родовые символы могли появляться на фронтоне или на флюгере. В древние времена существовал общеупотребительный обычай, когда родовой символ наносился на правый столб ворот, ведущих во двор, или на столб большой входной двери. Этот столб отличался тем, что он был украшен особо богатым образом, что являло полную противоположность другому, левому, столбу, единственным украшением которого была естественная текстура древесины. О том, что это некогда имело особое значение, свидетельствует оборот речи, который до сих пор применяется в Южной Германии и Нижней Силезии. В нем говорится о невесте, которая «сочетается браком с дверным столбом». Вне всякого сомнения, столб является отголоском традиции «колонн предков», что подтверждается фразой, когда владельца двора называют «дверным столбом»[17]. Аналогичную ситуацию мы можем видеть и в городах, где преимущественно родовой символ пытались наносить над входной дверью, над воротами или на декоративную полуарку. Особое значение родового символа подчеркивалось специальным убранством и украшениями.

Название этой части книги включает в себя название древнегерманского правового обычая, который теснейшим образом связан с родовыми символами.

В имеющихся трактовках не дано однозначного определения смысла правового обычая festuca notata. Выше мы уже указывали на то, что Михельсен к родовым символам относил знаки, изображенные на посохе. С этой точкой зрения надо согласиться, однако надо отметить, что имеются важные факты, которые не были учтены Михельсеном.

Festuca notata был правовым символом, который играл существенную роль при передаче земельных участков, при признании долговых обязательств и при поручительстве.

По словам Андреаса Хойслера, надо учитывать, что «он являлся твердостью данного и высказанного слова, которое принималось как непреложное и вечное».

Передача прав собственности на земельный участок у всех германских племен было не единым актом, но процессом, который состоял из нескольких отдельных действий. По меньшей мере этот процесс состоял из двух действий, которые должны были осуществляться в строгой очередности. Первое из них называлось «зала» или «залунга», в латинских документах и правовых кодексах оно представало в виде слова «traditio», а второе — на средневерхненемецком наречии могло звучать как «гиверида» или «гивери», а на средневековой латыни как vestitura или investitura. Наука видит в слове «зала» то, что в современном праве понимается как вещное соглашение или договор на передачу собственности, а в торговле — как правовая сделка по введению во владение недвижимым имуществом. Для «зала», которое дальше для нас не будет представлять особого интереса, было свойственно, что оно должно было осуществляться на продаваемом земельном участке. Сам процесс состоял в том, что на части земельного надела или всем земельном участке размещалась ветка. В дальнейшем приобретателю собственности вручалась щепа от входных ворот или от дверей дома, а также крюк для котла. Завершалось «зала» вручением шляпы или перчатки.

Обряд состоял в том, что продающий собственность передавал получателю собственности festuca notata в виде побега дерева, а затем передавал ему небольшой нож. И то и другое было аналогично клятвенным заверениям. О смысле этого обряда, «гевере», в науке уже более сотни лет ведется оживленный спор. Однако он так и не привел к разрешению этой загадки.

Господствующей точкой зрения является предположение, что обряд «гевере» надо идентифицировать с «владением» в смысле фактического обладания, сугубо практического права распоряжаться вещью. Однако поскольку во время обряда «гевере» речь идет о чисто фактическом состоянии, то для него было изначально безразлично, имело ли это фактическое состояние правовое основание или нет.

В интерпретации слова «гевере» мы исходим из основы языка, так как во времена, когда это слово возникло, имя или обозначение жизненных отношений не было побочным выражением смысла, которое характеризовалось словесной формулой «как бы». Имя и наименование были необходимы в виде формы, под которой должен был подразумеваться истинный смысл вещи. Это могло помочь называть ее в настоящем времени.

Изначальный смысл слов «гиверида», «гивери», «гевере» сводился к слову «облачение», а именно «облачное существование». Речь идет о том, что в средневековых документах и в народном праве выражалось латинским словом vestitura (от vestis — одежда). То есть его можно перевести как «одевание», «облачение». В то же самое время языкознание указывает на древний глагол верхненемецкого наречия «гивериан», то есть «одевать». Германский человек, приобретший земельное владение, чувствовал себя снабженным «новой одеждой», то есть само владение могло рассматриваться как «облеченное существование».

В предыдущих главах мы пытались показать специфичность положения германского хозяина и хозяина дома. Согласно нашей точке зрения, оно было обосновано представлениями об определенных отношениях, которые существовали между хозяином дома и первопредком как главой рода и «дома», являвшегося его органичной частью. Первопредок обнаруживался в буквальном смысле слова как хозяин дома. Поэтому живущий в нем мужчина являлся хозяином дома не в силу собственного права, а только на основании делегированного ему права. Свое положение он занимал только потому, что нес определенные обязательства перед первопредком дома. Подобное положение германцы называли старейшим из дошедших до нас немецких слов: «амт», которое могло переводиться и как «должность, пост», и как «богослужение, месса». Это слово было ключевым понятием в древнегерманском мировоззрении. Силой этой «должности» человек обладал домом или двором. Все права и обязанности были воплощены в «амте». Хозяин дома во всех делах был всего лишь доверенным лицом первопредка, который являлся воплощенным во всем роде.