После этих пояснений мы можем напомнить о том, что даже сегодня властью и должностью «облечают». То есть изначальная суть «гевере» была следующей: быть облеченным властью хозяина дома, которая происходила от первопредка и для первопредка, то есть власть хозяина дома рассматривалась как служение пращуру. Этот изначальный смысл «гевере» был отчетливо узнаваем в символике передачи права собственности вплоть до христианского Средневековья. Это было весьма характерным для истории права, когда символы вообще продолжали существовать и даже строго оберегались, однако при этом полностью утрачивали свой первоначальный смысл. Наука предвзято называет это явление «окоченевшим формализмом» древнего германского права.

Земельный участок, переданный другому человеку, в древнегерманских представлениях означал отрешение от «гевере», то есть отказ от прав, которые были связаны с владением этим земельным наделом. Это отрешение, оглашенный отказ осуществлялся продавцом недвижимого имущества не в силу его личных прав, но как обладателя «амта». В связи с представлениями о первопредке такое действие, осуществляемое в настоящем времени, могло быть проведено только с участием символического главы рода. Нет никаких сомнений в том, что первопредок принимал участие в этом правовом акте передачи права собственности в виде родового символа.

В этом установлении кроется решение проблемы festuca notata. Эта правовая норма выражалась в одновременном получении от продавца приобретателем имущества ножа и побега дерева. Бесспорно, что этот акт должен был закрепить окончательную передачу права собственности. В древнем понимании этот акт являлся «облечением» приобретателя земельного участка «гевере», от которой отказывался продавец собственности.

Festuca notata был посохом, снабженным знаком (nota). Было очевидно, что нож был связан с festuca, так как он должен был использоваться для вырезания символа на посохе. Посошной символ играет исключительную роль в истории германского права. Это было убедительно подтверждено Амира в его классическом произведении «Посох в германской правовой символике» (Мюнхен, 1909 год). Амира приписывает посошной символ дорожному посоху, высказывая мнение, что этот мотив продолжал звучать во всех вариациях символа. В этой связи едва ли можно согласиться с превалирующей точкой зрения, согласно которой в посохе надо было видеть «символ могущества». Однако символ посоха в его самых разнообразных формах (от столпа до festuca) проходил сквозь различные сферы «мира», как бы соединяя их между собой. То есть посох был символом «мира», в котором находился обладатель посоха и который он должен был оберегать. Посох был символом трансцендентного родового порядка, к которому был приобщен также земельный участок. Посох был символом «мира дома».

Хранить этот мир было обязанностью хозяина дома (наделение «амтом» — правами и обязанностями). Именно вокруг этого мира вращались все действия, связанные с передачей прав собственности. И потому акт передачи в пользу другого был весьма символическим. Это был истинный смысл передачи права собственности в ее древнегерманской сути.

Посох как символ мира, который в принципе являлся только частью миропорядка, отраженного в сфере человеческой деятельности, вручался новому хозяину в виде побега дерева. Приобретатель прав собственности в первую очередь становился обладателем посоха, то есть хранителем мира.

Теперь едва ли может подлежать сомнению, какую роль выполнял знак, вырезаемый на посохе. Он был родовым символом. Посох становился символом мира только после того, как на нем был вырезан родовой знак или домовая марка, которые являлись символами «мира рода» и «мира дома».

На изначальное значение родового символа нас выводит понятие, используемое в своде законов «Саксонское зерцало», которому Хомайер посвятил отдельную работу. Речь идет о слове «хандгемаль». Исследования Хомайера приводят к выводу о том, что правовой обычай, на который указывает слово «хандгемаль», был связан с символом обладания земельным участком, одновременно являясь хирографией (знаком руки) его владельца. Хомайер классифицировал этот знак как в значительной степени близкий к родовому символу. На протяжении десятилетий эта точка зрения являлась бесспорной. В последнее время эта проблема была затронута в книге Герберта Майера «Хандгемаль как судебный символ свободных родов германцев». Автор высказал мысль, что поначалу под хандгемалем могло подразумеваться имущество, которое находилось на судном месте. По большому счету «хандгемаль» определялся им исключительно как символ судного места. Майер полагал под этим символом камень с выступами, колонну, крестообразный столб, пирамиду из ступеней, одним словом, все то, что могло служить неким сидением для судьи. Несмотря на изобилие нового исторического материала, который был использован в книге Герберта Майера, и нередко вопреки остроумному показу некоторых вещей, с его точкой зрения относительно сути хандгемаля едва ли можно согласиться. Однако до настоящего времени научное построение Майера казалось признанным и не подвергалось критике. Мы же попытаемся привести факты, которые позволят по-новому взглянуть на хандгемаль.

Слово «хандгемаль», которое сегодня кажется нам чуждым, часто использовалось в средневековой литературе. Оно неоднократно повторялось в документах X–XIII веков. Впрочем, постижение смысла слова «хандгемаль» нельзя начинать именно с этих свидетельств. Если речь идет не о лингвистическом анализе, то при исследовании слова «хандгемаль» лучше исходить из «Саксонского зерцала». Положение хандгемаля, о котором мы будем говорить, можно выяснить, прежде всего опираясь на комментарии к «Саксонскому зерцалу», которые были написаны в середине XIV века Иоганном фон Бухом.

О хандгемале говорится в следующих местах «Саксонского зерцала»:

«а) Если свободный заседательного сословия вызовет на поединок кого-либо равного с ним сословия, то он должен показать, кто его четыре предка и свой хандгемаль и должен их назвать, иначе тот может по праву отвергнуть поединок с ним (книга I, статья 51, § 4).

б) Ни один свободный, имеющий право быть судебным заседателем, не обязан доказывать наличие хандгемаля и не обязан указывать своих четырех предков, разве только он вызывает на поединок лицо одного с ним сословия. Можно доказывать наличие хандгемаля своей присягой, если даже он (хандгемаль) находится не в том месте (книга III, статья 29, § 1).

в) В другом суде свободный, могущий быть судебным заседателем, не обязан ни с кем принимать поединок. Однако он должен отвечать перед тем судом, в округе которого он имеет свой хандгемаль. Если он там имеет присяжное кресло, то там же он обязан участвовать в суде. Кто, однако, присяжного кресла там не имеет, тот должен посещать высший суд по месту своего жительства (книга III, статья 26, § 2)».

В другом параграфе той же самой статьи говорилось: «Это кресло передает по наследству отец старшему сыну; если он не имеет сына, то он передает кресло по наследству ближайшему и старшему, способному носить меч родственнику равного с ним рождения».