вопрос, — она развернулась к Михаилу лицом и посмотрела с удивлением. — Первое января, половина четвёртого ночи. Как вы здесь оказались?

— Просто приехал, — пожал плечами Алмазов, и тут позади него раздался спокойный мужской голос:

— Оксана, помощь нужна?

Михаил сразу обернулся, вперив взгляд на говорившего. Пожилой мужчина — точно за пятьдесят, скорее даже ближе к шестидесяти, — седой, крепкий и спортивный. И Алмазов подумал бы, что это её отец, но Оксана однажды упоминала, что цвет глаз унаследовала от него, а у этого мужчины глаза явно были тёмно-карими.

— Нет, всё в порядке, Иван Дмитриевич, — ответила Оксана вежливо. — Я сама разберусь.

— Уверена? — Мужчина почти так же смерил взглядом Михаила, как секундой назад сделал он сам. — А это кто вообще? Бывший муж?

Алмазов усмехнулся, наконец разобравшись, почему этот мужик резво подорвался из машины и пошёл спасать Оксану. Подумал, что бывший её явился. Правда, до сих пор остаётся неясным, кто такой этот спасатель… но Михаил уже начинал догадываться, учитывая рассказ Оксаны про третью зубную щётку в квартире её матери.

— Нет-нет, — сказала секретарь быстро. — Это не Коля. Всё в порядке, поезжайте, Иван Дмитриевич, меня никто не обидит.

— Ну ладно, — мужчина кивнул, напоследок ещё раз хорошенько изучив Михаила, словно запоминал для дачи показаний, а потом всё-таки развернулся и ушёл.

И когда он сел в машину и отчалил, Оксана пояснила:

— Мамин… жених, получается. Они заявление в загс подали.

— Я примерно так и подумал, — кивнул Алмазов. — Слушай, мужик вроде нормальный, адекватный вполне. Или ты недовольна?

Она вздохнула:

— Давайте не здесь? Холодно и зябко как-то. Зайдёте?

От радости сердце словно совершило кувырок в груди.

— Зайду, конечно.

Каждую секунду Михаил ожидал услышать вопрос: «А почему вы не с семьёй?», но Оксана молчала. Переоделась в домашний костюм, сделала чаю, поставила на стол вазочку с мандаринами, сказав, что кроме них в неё больше ничего не влезет, и не задавала никаких вопросов относительно присутствия Алмазова на её кухне. Будто забыла, о чём они говорили на улице, перед тем, как подошёл этот Иван Дмитриевич. Хотя наверняка не забыла, просто не хотела портить себе настроение.

Села напротив за кухонный стол, взяла мандарин. И как раз когда Оксана начала его чистить, пиликнул её мобильный телефон. Она стремительно схватила его дрожащими ладонями, вглядываясь во что-то на экране… и резко побледнела.

— Что такое? — забеспокоился Михаил. Оксана выглядела так, словно ей сообщили о чьей-то внезапной смерти.

Она положила телефон обратно на стол, потёрла ладонью лоб, тяжело вздохнула и ответила:

— Помните, я рассказывала про своих родителей? Вот отец сегодня опять попытался… приехал… А мы в это время гуляли втроём. Он увидел, и ему стало плохо. Мама с ним на скорой поехала. Сейчас написала вот, инфаркт у него, увезли на операцию.

По мере того как Оксана говорила, голос её менялся. Спокойный поначалу, он стал дрожать и рваться, а в конце понизился настолько, что последние слова девушка шептала. А закончив, беззвучно заплакала, прижимая ладони к глазам.

Михаил быстро вскочил с табуретки, подошёл к Оксане, опустился на колени и обнял её, ласково погладив по кудрявым растрёпанным волосам. Она прижалась к нему сама и обняла в ответ настолько естественно, будто так было правильно, так было нужно.

— Не плачь, Птичка, — шепнул Михаил, наслаждаясь этим моментом несмотря на обстоятельства. — Всё будет хорошо, я уверен. Прооперируют, и выздоровеет. Папа у тебя, как я понимаю, мужчина ещё не старый, сильный…

— Дело не в этом, — глухо пробормотала Оксана, по-прежнему прижимаясь к Алмазову, и всхлипнула. — Понимаешь… У него нет причин жить, это может сыграть свою роль. Мне всегда казалось, что выздоравливают те, кто хочет выздороветь, а папа… Разве он захочет?

— Как это — нет причин? А ты?

— Я… — Оксана вздохнула и провела ладонью по груди Михаила, словно изучая мышцы, отчего у него резко потемнело в глазах и заныло в паху. — Я уже взрослая. Он меня раз в месяц видит. По сути, семьи у папы нет. Да, он её сам предал и потерял, но… Я не хочу, чтобы он умирал.

— Ты хочешь, чтобы твои родители помирились?

Михаил ожидал, что Оксана ответит «да», но она покачала головой.

— Нет. Я хочу, чтобы они были счастливы, а мама… Она не сможет больше быть счастливой с папой, у неё не тот характер. И если они сойдутся, она будет каждый день ломать себя, а папа сойдёт с ума, глядя на всё это. Нет. Мне понравился Иван Дмитриевич, думаю, с ним маме будет хорошо. Ещё бы папа выжил… и тоже кого-нибудь себе нашёл, чтобы хоть не одному быть в старости.

— Ты на это повлиять никак не можешь… — начал Михаил и запнулся, потому что Оксана вновь провела ладонью по его груди, да ещё и сжала пальцы, и от этого места, которое она сжимала, по телу пошли тёплые волны удовольствия, собираясь напряжением между ног. — Оксан…

— Ты такой… — выдохнула она почти восторженно. — Такой…

Михаил молчал — и не только потому что ждал, пока Оксана подберёт слово. Он просто не мог говорить — его захлёстывало возбуждением, горло сжималось, сердце колотилось, и даже в голове, казалось, что-то пульсирует, вторя сердцебиению.

— Такой… — прошептала Оксана в третий раз и неслышно добавила: — Потрясающий…

Мир вокруг словно заволокло туманом, в голове помутилось, а через секунду, когда Михаил опомнился, выяснилось, что он целует Оксану, сжимая ладонями её голову, чтобы не дёргалась и не вырывалась, — глубоко и дико терзает губы, врываясь языком в податливый мягкий рот, и она отвечает на этот поцелуй не менее страстно, запустив пальцы в его волосы, перебирая их и даже немного дёргая, отчего Михаил каждый раз вздрагивал и в отместку прикусывал её нижнюю губу.

— Миша… — всхлипнула Оксана совсем уж неожиданное, и Алмазов потерял способность соображать. Подхватил её на руки, понёс куда-то… и опомнился, только когда Оксана простонала, пытаясь оттолкнуть его дрожащей ладонью: — Нет-нет, не нужно… Нет…

Как это — не нужно? Что значит — не нужно?!

Михаил уже был без свитера — и когда успел снять? — а Оксана без футболки и лифчика. И лежали они, по-видимому, на её кровати, и Оксана извивалась под ним, то ли стараясь уползти в сторону, то ли хотела возбудить ещё сильнее. Михаил не мог понять, чего в её движениях больше — страсти или желания убежать, но об его пах Оксана тёрлась постоянно, всхлипывая и закатывая глаза от явного удовольствия.

Михаил наклонил голову и накрыл ртом её сосок, безумно улыбнувшись, когда Оксана