Церемония восхождения на трон (сокуи)

Одежды участников церемонии также были несколько иными. Устроители ритуала хотели подчеркнуть, что страна и ее император вступают в другую эпоху. Ветви сакаки и здравицы раньше в ритуале поставления вообще никогда не фигурировали – устроители посчитали, что эти элементы передают синтоистские реалии интронизации первоимператора Дзимму.

Дух новой эпохи должен был продемонстрировать и глобус. Раньше на его месте располагалась курильница для благовоний, но она ассоциировалась с буддизмом и ее убрали. Глобус был изготовлен по приказу Токугава Нариаки (1800–1860), князя Мито. В 1852 году он подарил его императору Комэй. При нем, похоже, этот глобус диаметром в 110 см никакой ритуальной роли не играл. За исключением, пожалуй, того, что на контуры Японии была наклеена золотая бумага. Это говорило о том, что Япония – самая важная страна во всем мире.

Устроители ритуала поставления на трон Муцухито, главным идеологом которого выступал Ивакура Томоми, пошли дальше. Используя глобус в качестве важнейшего аксессуара ритуала, они хотели, видимо, подчеркнуть, что правление нового императора будет более открытым, чем правления его предшественников. Кроме того, глобус, возможно, имел и иной, скрытый смысл. Его установили к югу от трона. Согласно традиционным представлениям, место императора – на севере, а к югу располагаются его подданные. Таким образом, в подданные японского императора записывалось все человечество, его слава должна была просиять во всех уголках земного шара.

Древние божества синто и европейский глобус. Такое сочетание можно считать символическим для правления Муцухито на всем его протяжении: заимствования с Запада станут нормой его времени, но не будут забыты и древние мифологические и исторические основы. При этом господствовавшие до этого времени в придворном обиходе китайские нормы станут затушевываться или подвергаться сомнению.

Многие современные исследователи в полном соответствии с мнением тогдашних ревнителей старины относятся к ритуальным нововведениям с изрядной долей скепсиса и осуждения. Однако у нас такой подход вызывает сомнения. Люди, которые творили этот ритуал, находились внутри традиции, и их «смелость» доказывает, что ритуал в то время был явлением живым. Эти люди верили в то, что обновленный ритуал будет обладать магической силой – еще большей, чем прежний.

8 сентября был принят новый девиз правления – Мэйдзи. В соответствии с древними традициями императорский указ начинался с констатации того, что император, несмотря на отсутствие у него добродетельности, взошел на трон и теперь желает сменить девиз правления. Как и подобает настоящему дальневосточному властителю, он становился «хозяином» времени. Однако дальше следовало нововведение: провозглашалось, что отныне одному правлению будет соответствовать только один девиз[66]. Теперь, в отличие от прежних времен, никакие беды и неудачи не могли привести к смене девиза правления. Теперь правителю Японии отступать было некуда – он как бы пообещал всем, что его ожидают только удачи и победы. Императорский указ намекал на неспокойное правление Комэй, который стал своеобразным рекордсменом по количеству девизов – за 21 год его правления их было принято шесть.

Глобус, использовавшийся во время ритуала интронизации Муцухито

После смерти Муцухито ему присвоили посмертное имя, совпадающее с этим девизом правления. Именно под этим именем он и остался в истории. Именно так мы и будем называть теперь императора в нашей книге. Однако следует иметь в виду, что сами современники редко называли императора по имени. Для его обозначения существовало несколько терминов: «действующий государь», «ваше величество», «святейший и высочайший» и некоторые другие. Когда речь заходила о теле правителя, то следовало сказать: «драгоценное тело с золотыми ветвями и драгоценными листьями». К обозначению всякого действия государя прибавляли эпитет «драгоценный». Драгоценная речь, драгоценная прогулка. Ну, и так далее. И только иностранцы сделали для себя исключение: они всегда именовали императора по имени – Муцухито.

Два иероглифа девиза правления Мэйдзи позаимствовали из китайской «Книги перемен» («Ицзин»): «Святой, повернувшись к югу, выслушивает Поднебесную; он управляет (дзи), повернувшись к свету (мэй)». Из предложенных ему вариантов император остановился именно на этом. Вернее, так решили за него боги – находясь в дворцовом святилище, Мэйдзи вытянул бумажку именно с этими иероглифами. В японской истории это был 245-й по счету девиз правления.

Осенью этого года решили отмечать день рождения императора. Он получил название «тэнтё тикю» – «пусть жизнь императора длится, пока существуют Небо и Земля». Традиция празднования императорского дня рождения восходила к VIII веку, но потом ее забыли. Однако прецедент существовал, а что может быть в этом мире важнее его? Газеты строго писали, что все подданные «обязаны радоваться» этому событию.

В дискурсе этого года с маниакальной частотой мелькают слова «новый» и «обновление». И это не случайно: в стране происходили поистине революционные преобразования. Они начались с фигуры самого императора.

Аудиенции Муцухито показывали: он вышел из тени на свет. Он «засветился», его видели. Для императора и его окружения было важно продемонстрировать – как подданным, так и иностранцам, – что в стране появилась новая власть. И что эта власть строится на иных основаниях. В частности, это касается большей открытости императора народу.

Один из основных идеологов нового режима, Окубо Тосимити (1830–1878) из Сацума, в своем январском обращении ко двору писал, что до сегодняшнего дня император пребывал за «драгоценными занавесками» и только несколько придворных могли видеть его, это отдаляло «верхи от низов», так что он не мог выполнить свое предназначение в качестве «отца и матери для людей» и только перенос столицы мог бы изменить положение. Подразумевалось, что вся атмосфера старого дворца Госё и самого Киото «тянула назад», препятствовала любым росткам нового. А потому следует перенести местопребывание императора в Осака. Окубо не был бы японцем, если бы не обратился и к примерам «незамутненной» древности: «Правлением императора Нинтоку будут, вне всякого сомнения, восхищаться в Поднебесной вечно. В настоящее время в иностранных странах монарх в сопровождении нескольких человек гуляет за городом, выказывая заботу и окармливая людей. В эти дни обновления и возрождения императорского правления святые времена династии должны быть взяты за образец; должно быть принято дерзновенное решение о переносе столицы, которое внушит благоговейный трепет просвещенным правительствам иностранных государств». Кроме символических оснований предъявлялись и более практические аргументы: через порт Осака удобно сноситься с зарубежными странами, отсюда удобно контролировать армию и флот[67].