Неспособность правительства обеспечить порядок и безопасность служила для западных держав дополнительным предлогом для того, чтобы отклонять требования об отмене режима экстерриториальности. Впрочем, нравы обитателей европейских представительств тоже временами бывали весьма далеки от идеала. Так, секретарь британской миссии Адамс, которому надоели ночные завывания токийских собак, не нашел ничего лучшего, как разрядить свой револьвер в одну из них. Пуля попала в камень, срикошетила и ранила повара миссии[72].

7 марта было проведено первое заседание Общественной ассамблеи (Когисё). В своей пятистатейной клятве Мэйдзи обещал управлять, сообразуясь с общественным мнением. Общественная ассамблея стала практическим воплощением этого обещания. В ее состав входило 376 членов – высокопоставленные чиновники и назначенцы от каждого княжества. Ассамблея отменила смертную казнь для японских последователей христианства и заменила ее поркой. Запретила она и наиболее «нецивилизованные» формы обращения с преступниками. В том числе выставление отрубленной головы на всеобщее обозрение. Этот обычай европейцы находили «варварским», японцы же теперь стали прислушиваться к их мнению. Они желали стать цивилизованными на европейский лад.

В то же самое время работа ассамблеи доказывала, что она твердо защищает привилегии самурайского сословия и неспособна полностью отказаться от наследия прошлого. Так, вынесенные на голосование вопросы о запрете харакири и об отмене ношения двух мечей были заболлотированы практически единогласно.

Слухи о переезде императора в Токио беспокоили жителей Киото все больше и больше. Беспокойство было оправданным: в начале марта Мэйдзи снова погрузился в паланкин и отправился в Токио. На сей раз в его процессии находилось 2000 самураев-добровольцев. Они просили императора не покидать Киото и не осквернять себя общением с иностранцами. Поскольку уговорить Мэйдзи им так и не удалось, они тоже отправились в путь, желая защитить своего императора.

По пути в Токио паланкин Мэйдзи остановился в Исэ, где находится родовое святилище императорского рода. Парадокс заключался в том, что еще ни один император никогда не молился там. Запрет на посещение Исэ был, возможно, вызван тем, что там хранился оригинал священного зеркала – вместилище прародительницы императорского рода, богини солнца Аматэрасу. Императору же не разрешалось смотреть на солнце.

Когда Мэйдзи направлялся к святилищу, над ним, как и положено, несли огромный зонт, защищавший его от злых духов. Уличный зонт выполнял ту же функцию, что и балдахин над троном государя в помещении. После посещения Исэ Мэйдзи отправился в святилище Ацута, где хранился оригинал священного меча Кусанаги. Согласно преданию, полумифический принц Ямато Такэру брал его с собой в поход против «восточных варваров». Посещение важнейших святилищ еще раз говорило о том, что отныне именно культы синто призваны обеспечивать благополучие в государстве.

Худшие опасения жителей Киото получили подтверждение. Добравшись до Токио, Мэйдзи отправил в Киото посланца, который доложил гробнице Комэй, что неотложные дела задерживают императора. Вдовствующей императрице было сказано: ей следует ожидать возвращения ее «сына» не раньше, чем через несколько лет. С этого времени Токио фактически становится столицей страны. Токио, безусловно, обладал более развитой городской инфраструктурой, чем Киото. Именно там располагались все центральные правительственные учреждения, там же находились и иностранные миссии. Но, видимо, играло роль и другое соображение. Люди привыкли слушаться «того, кто в Эдо». А потому новая власть сочла за благо обосноваться именно там.

Император Мэйдзи посещает святилище Исэ

Чтобы показать «открытость» новой власти, для горожан Токио на три дня открыли сёгунский сад, находившийся внутри замка, – «милость», которая не имела прецедентов. Посетителей было столько, что восемь человек погибли в давке. Императору ничего другого не оставалось, как вновь закрыть ворота замка и пожаловать деньги семьям погибших.

В сёгунский замок из дворца Госё перенесли святилище Касикодокоро. В нем хранилась одна из императоских регалий – копия бронзового зеркала, находящегося в Исэ. Кроме того, рядом с ним построили и другое святилище – Синдэн. В нем император стал поклоняться божествам Неба и Земли. Его функция первожреца синто приобрела дополнительные основания.

4 мая Мэйдзи издал указ об учреждении Департамента истории во главе с самим Сандзё Санэтоми, который через два месяца стал правым министром. Для власти, которая пыталась обрести свою идентичность, это было важнейшее решение. В указе с горечью и негодованием говорилось о том, что последней хроникой, написанной по императорскому указу, была «Сандай дзицуроку» (901), но при сёгунах официальные летописи больше не составлялись. Одной из основных задач департамента стала работа по изданию древних хроник и документов, а также создание новой официальной версии истории. В рамках конфуцианского мировоззрения история рассматривалась как интеллектуальный инструмент, призванный проиллюстрировать моральные нормы: вознести хвалу верноподданным и осудить изменников государеву делу. В настоящий момент осуждению подлежали прежде всего сёгуны. То есть история в ее императорской интерпретации даже не претендовала на «объективность» и представала как идеологическое средство воспитания подданных. Как и в случае с древними хрониками, написание новой истории Японии возлагалось на людей, которые находились на государственной службе.

Возлагая вину за прекращение работы придворных историографов на сёгунат, идеологи Мэйдзи были правы лишь отчасти. Хроника «Сандай дзицуроку» была составлена в 901 году, а Минамото Ёритомо был назначен первым сёгуном лишь в конце XII века. На самом деле официальные хроники перестали составлять потому, что они выполнили на тот момент свое предназначение: они уже доказали легитимность существовавшего порядка, при котором во главе страны стоял император[73]. И всякое отклонение от этого порядка рассматривалось как нежелательное. Но можно понять и инвективы по отношению к сёгунату: в то самое время, как правительство начинало проводить свои реформы, на севере страны еще продолжалась борьба с последними его приверженцами.

На Департамент истории возлагалась важнейшая задача: правительство Мэйдзи остро нуждалось в доказательствах своей легитимности. Кроме того, не отменялась и другая задача, которая всегда стоит перед создателями официальных версий истории: доказать уникальность исторического пути страны. Именно поэтому в указе говорилось о необходимости показать разницу между «культурой и варварством, между своим и заграничным».