Сеславин бился во главе своих гусар все три дня Лейпцигского сражения. Но, как и в адском огне и отчаянной резне при Бородине, ни одна пуля не коснулась его. Может быть, действительно его оградил от смерти на поле битвы неведомый колдун из Ржевского уезда, как толковали у бивачных костров солдаты. Хотя семь ранений он уже получил от вражеского стрелка, и особенно болела и ныла последняя, в плечо. Одно время ему было разрешено, в виде особого исключения, не отдавать честь даже высшему начальству. Рука его не поднималась из-за раздробленной плечевой кости.

Высокий, сутулый, худой, честнейший праведник на службе у русского императора, шотландский рыцарь Барклай де Толли, теперь назначенный главнокомандующим русско-прусских войск, писал в предоставлении об отличившихся: «Генерал-майор Сеславин оказывал во всех случаях примерную неустрашимость и отличную предприимчивость, наносил большой вред неприятелю, и чем более предстояла опасность, тем более он оказывал присутствие духа и благоразумия».

– Послушай, Анри, – говорил с иронической ухмылкой наполеоновский ветеран Сен-Вальер бывшему комиссару по продовольствию во время похода в Россию Бейлю, который ночной порой писал иногда литературные статьи об искусстве Италии. – Послушай меня, старого везуна, по-моему сам император да и мы все, черт возьми, выкинули хорошую шутку. Ты не находишь? Сначала мы упрямо шли за русскими в Москву, чтобы потом привести их во Францию.

Бейль молча пожал плечами и подумал, что хорошо бы когда-нибудь закончилась эта кровавая военная возня. Он уже послал несколько работ в парижские журналы, подписываясь «Шомет» или еще как-нибудь… Там восприняли его знания истории и его остроумие вполне положительно. Он подумывал о том, чтобы заняться литературой серьезно, а авторство передавать кому-нибудь… Словом, изобрести псевдоним. Вот, проезжая один милый городок в Германии, он обратил внимание на его симпатичное название – «Стендаль». Чем не псевдоним? Теперь, как назло, он послан на савойскую границу в виде консультанта при главном комиссаре Сен-Вальере, лентяе и болтуне.

– Ты знаешь, Анри, – всё говорил Сен-Вальер, – офицеры потихоньку толкуют между собой, что в дивизии ежедневно исчезает оружие. Многие офицеры реагируют на это явление странным образом – как бы не обращая внимания. А на самом деле какие-то неопрятные с виду людишки платят за исчезающее оружие английскими соверенами, фунтами, вообще золотой монетой. Не плохо, а? И следствие не ведется. Еще говорят, будто и якобинцы, и сторонники Бурбонов занимаются в армии агитацией против императора. А он, обладая теперь маленькой отборной армией, нападает успешно на неповоротливую тяжелую армию Блюхера. Он ее совершенно раздробил на части и вообще разогнал бы, если там не находились бы эти непробиваемые, фанатичные русские корпуса. Австрийцы тоже очень его смущают. Словом, император воюет и хочет, чтобы мы тоже воевали.

Под утро, на рассвете, едва Бейль и Сен-Вальер вышли из гостиницы и сели в экипаж, ядро пробило крышу и разворотило чердак дома, где они останавливались.

– Держу пари, что ядро австрийское, – пробормотал Сен-Вальер. – А вон и кавалеристы, тоже думаю австрияки. Это ничего. Они больше заняты захватом Ломбардии. Им не до Франции, не до Парижа.

В предутреннем сумраке, уже слегка прореженном первыми солнечными лучами, Бейль увидел отряд всадников в высоких шапках со свисающими шлыками, в странных долгополых одеждах и с тонкими пиками, будто прочертившими еще непрозрачный воздух. У них были поджарые, гривастые, длиннохвостые кони, на которых всадники сидели с особой степной небрежностью. Они ехали медленно друг за другом, как призраки, и Бейль почувствовал дурноту. Ему привиделись привязанные за ноги французские интенданты, волочившиеся за лошадьми на арканах.

– Казаки, – произнес Бейль. – Париж скоро возьмут.

В кампании, продолжавшейся три месяца, генерал Сеславин снова оказался командиром отдельного маневренного отряда. Это назначение, имеющее особые цели, принимало во внимание славу знаменитого партизана, его знание французского языка и особое применение отряда в этот период войны на территории Франции. Помимо трех эскадронов сумских гусар (в их числе был и эскадрон, с которым он воевал в 1812 году) в отряд входили четыре казачьих полка и взвод конной артиллерии при трех орудиях.

Отряд Сеславина, совершая рейды в тылу неприятеля, почти ежедневно вступал в бой с разными контингентами французских войск и постоянно представлял командованию обстоятельные сведения о действиях противника. Его стремительные всадники, гусары и казаки, вместе с русскими войсками Силезской армии Блюхера отважно бились при Бриенне – это было первое крупное сражение в нынешней кампании. Через два дня отряд Сеславина столкнулся с французской кавалерией у селения Ла-Ротьер, где, опрокинув отборных храбрецов Мюрата, почти уничтожил несколько эскадронов и взял три орудия. Затем следуют другие сражения с войсками Наполеона: близ Лаферт-сюр-Об и Арси-сюр-Об. После боя при Арси, где благодаря упорству и самоотверженности русских солдат французы отступили с большими потерями, император Александр выразил мнение среди «своих», что мы могли бы прекрасно обойтись без австрийцев.

Потом собрался штаб союзных армий, где опять между важными титулованными генералами в лентах и орденах с бриллиантами шли споры на немецком языке – брать ли прежде всего Париж и требовать капитуляции или преследовать Наполеона и добиваться его низложения. Опять те же важные военные господа, при них лощеные адъютанты в сияющих ботфортах, холеные лошади, золоченые кареты, в которых доставляли иногда самих важных генералов, иногда важные документы военных канцелярий…

По сведениям Сеславина, во французских высших кругах назревало недовольство Наполеоном, да и парижане казались склонными избавиться от него.

Конечно, Александр Никитич Сеславин ненавидел Бонапарта, как безжалостного, ненавидимого всем народом, врага своего отечества, однако людская подлость, где бы она ни проявлялась, всегда возмущала его, даже если предательство относилось к тому же Бонапарту. «Обыватели и дельцы всегда надеются на сохранение своего благополучия при смене правительства. Французы, превозносившие Наполеона как кумира своего, как национального героя… Сейчас готовы его сдать, – говорил Сеславин своему помощнику, храброму и дельному гвардейскому поручику Александру Габбе, исполнявшему при нем обязанности адъютанта. – Но нам-то до того дела нет. Мы должны сражаться с Наполеоном до победного конца. Любезничать с врагом, если он не сдается, нет оснований. Нечего жалеть и тех, кто продолжает быть на его стороне. Мне жаль крови русских солдат».

С отрядом кавалерии и конной артиллерии Сеславин рассеял французов на берегах Орлеанского канала. Это было молниеносное нападение с лихой казачьей атакой и точной стрельбой из орудий по скоплению вражеских войск: в тучах орудийного дыма, под оглушительное «ура» с ударом сотен дротиков и блеском яростно замахнутых сабель. Журнал военных действий Богемской армии сообщал: «Генерал-майор Сеславин занял Монтаржи, овладел каналом, соединяющим Луару с Сеною, сжег все захваченные на нем баржи с хлебом, сломал шлюзы и таким образом отнял у Парижа способы доставки продовольствия»…