пересекли Рейн в двух местах. Они не стали ожидать весны, на что надеялся Наполеон, и уже были на марше примерно в трехстах милях от западной границы Франции — грандиозная армада, которую можно было придержать, кое-где отбрасывать назад, даже несколько недель не подпускать ее к Парижу, но в целом эту волну, медленно катящуюся на запад, остановить было невозможно. Только один профессиональный солдат в мире мог принять такой вызов, с шансами на успех не более чем один к десяти, и он был принят. На восемь недель, пока колонны сражались и маршировали в снегу и грязи между Арнемом на севере и швейцарской границей на юге, Европа затаила дыхание.

Первым на поле боя оказался Шварценберг с 209-тысячными силами. Он форсировал Рейн между Базелем и Шаффхаузеном (целью многих бежавших из плена англичан, французов и американцев в последней войне) 20 декабря, нарушив швейцарский нейтралитет в надежде выйти к приграничным крепостям и к Вогезским горам. Блюхер, имея 47 тысяч человек, пересек Рейн между Кельном и Раштаттом в первый день нового года, нацеливаясь на Льеж и Брюссель, и шел тем же путем, который выбрали легионы фон Клюка летом 1914 года. Прусский генерал Бюлов, оказавшийся таким упорным противником в Саксонии, ударил своим 30-тысячным корпусом, включавшим часть шведов Бернадота, еще дальше на севере, в Нидерландах, где голландцы уже подняли восстание.

Это был неуклюжий, старозаветный метод, дававший полный простор плохим советам и национальной зависти и доказавший, что вожди союзников почти ничему не научились по наполеоновским учебникам. Имея колоссальное превосходство в людях и вооружении, они снова дали великому мастеру стратегии возможность разбить их по частям, и в течение нескольких дней после прибытия в Шалон император воспользовался этой возможностью. Неделей позже колонны союзников разыграли перед Европой не лишенный юмора спектакль, представ кучкой неумелых рыбаков, повалившихся один на другого в попытке схватить за хвост загарпуненного кита.

Прежде чем пристально приглядеться к этой увлекательной игре, полезно вернуться к мемуарам тех французов, которые лично участвовали в боевых действиях. Все они бросают некоторый свет на характер того времени.

Капитан Барре, квартировавший в Майнце, стал свидетелем новогоднего наступления Блюхера. В последнюю ночь 1813 года он встретил в Одершайме друга, отправлявшегося на редут перед Мангеймом, там, где река Неккар впадает в Рейн. Этот человек командовал тремя офицерами и сотней младших чинов; ему был дан приказ «победить или умереть» и ни в коем случае не вступать ни в какие переговоры. Перед рассветом Барре услышал прусскую канонаду и понял, что Блюхер готов форсировать реку и уже напал на позиции его товарища. Поспешив ему на помощь, Барре обнаружил, что на равнине полно прусских разъездов, а редут окружен. На то, чтобы разблокировать его в условиях крупного вражеского наступления, надежды не было, и Барре вернулся в Майнц. Небольшой гарнизон держался три часа, уложив семьсот пруссаков. Это было предвестье того, что ожидало союзников во Франции. С уцелевшими французами (их насчитывалось пятьдесят с небольшим) обращались уважительно, прусский король лично приказал, чтобы офицерам вернули шпаги.

2 января, снова вынужденный прервать обед из-за стремительного приближения врага, Барре и его люди отступили к Вормсу. Гусиный паштет, которым Барре с товарищами-офицерами готовился отпраздновать Новый год, поспешно поделили. «О том, чтобы съесть его „в кругу семьи“, речи больше не было», — рассказывает Барре, улыбаясь при воспоминании о том, как комендант прокричал раз десять, требуя свою лошадь: «Не забудьте паштет!» Они прибыли в Майнц, преследуемые по пятам русской кавалерией.

С того момента Барре и его товарищи оказались в осаде. Блокада города началась 4 января и продлилась до 4 мая, когда император уже отправился в ссылку.

Полковник Марбо из 23-го егерского полка встретил Новый год в Монсе, в местности, которая более двадцати одного года назад стала свидетелем триумфов революционной армии. Сейчас же ее разочарованные обитатели стремились вернуться под старое отеческое управление Австрии. В качестве коменданта округа Марбо имел под своим началом четыреста новобранцев, некоторое количество жандармов и двести не имеющих лошадей кавалеристов из его собственного полка, из которых пятьдесят считались ненадежными, так как были бельгийцами. Каждый день приходили новости о вражеских наступлениях, и горожане становились все более беспокойными. Мэр предупредил Марбо, что в его собственных интересах было бы разумно эвакуироваться. Но он не на того напал. Марбо, которому шел всего лишь тридцать второй год, воевал четырнадцать лет, оставивших на нем шрамы от ран, полученных в Испании, России, Польше, Германии, Австрии и Италии, и был слишком опытным, чтобы ожидать вынужденного сотрудничества со стороны гражданских лиц. Ни один мэр на земле не мог уговорить его покинуть свой пост без приказа. Вместо этого, вспоминает Марбо, «я решил показать зубы». И он тут же сделал это, да так, что отбил и у мэра, и у населения охоту бунтовать.

По требованию Марбо мэр пригласил всех отцов города и их сторонников из крестьян на городскую площадь, где они могли слышать предложение, обращенное к гарнизону. Таким образом собрав всех потенциальных лидеров округа в одном месте под дулами французских карабинов, Марбо сделал другое предложение. «После третьего удара барабана, — сказал он, — я отдам приказ стрелять в толпу и поджечь город». Он подчеркнул, что его люди застрелят любого, кто попытается тушить горящие дома. Зарождающийся бунт был мгновенно умиротворен. Население Монса затихло в ожидании пруссаков.

Они пришли гораздо более скрытно, чем ожидалось. Ночью в Монс явилась банда из трехсот пруссаков, одетых как казаки, чтобы списать на подданных царя злодейства, совершенные по отношению к мирному населению. Они надеялись похитить Марбо, таким образом обезглавив гарнизон. Но, как и мэр, они выбрали не тот город. Окружив отель Марбо и не найдя полковника (он ночевал со своими егерями в казарме), они в ярости разграбили винный погреб, страшно напились и убили старого солдата из полка Марбо, который потерял в России ногу, а сейчас был уважаемым жителем округа. Горожане отреагировали жестоко. Предупредив Марбо об опасности, они вместе с ним устроили засаду, и в последующем сражении более двух третей прусских «казаков» было убито. Они были так пьяны, что не могли защищаться. Благодаря тремстам трофейным лошадям Марбо смог посадить на коней свой эскадрон, после чего спокойно сосуществовал с горожанами, пока не получил приказ отходить в Камбре.

В Арнемском округе, где Макдональд еще молодым офицером, не подозревающим, что станет маршалом Франции, участвовал в республиканских победах 1794–1795 годов, сын шотландского горца снова вел политику, которую отстаивал перед своим начальником еще после отступления 1812 года, — соединить