не опасаться, что хвост сломаю.

— Что вы с ними сделали? — как Евгений ни старался, он так и не смог побороть расползающуюся по его физиономии ухмылку. Очень уж живая и яркая картина нарисовалась в его воображении.

— Да ничего особенного, — вяло отмахнулась Оксана. — Так, цапнула пару раз, натянула штаны обратно и сбежала.

— Бедняги, — вздох журналиста был полон сострадания.

— Я их не виню. Даже зная, с чем имеешь дело, противостоять этому сумасшествию практически невозможно. Оно проникает в твою кровь, в твой мозг и порабощает твой разум. Они не были готовы к такому и послушно последовали на зов инстинкта.

— Их можно понять, — вздохнул журналист.

— Ты тоже слышишь его, Жень? — девушка вдруг повернулась к Евгению и посмотрела ему прямо в глаза. — Скажи, только честно.

Он вспомнил, как едва не заработал себе косоглазие, когда Оксана подсела к нему в машину, как его окатывало душной волной при каждом ее случайном прикосновении. Все ее заигрывания с ним обрели теперь совершенно иной смысл, и становилось понятно, чем было вызвано такое ее поведение. Так же, как и обостренная реакция Евгения на оказываемые ему знаки внимания. Он и сейчас ощущал, как горит его лицо, как гулко стучит в ушах кровь, и как предательски пересохло у него во рту. Лгать и выдумывать вежливые и тактичные отговорки не имело смысла.

— С первой же минуты, — прохрипел Евгений и судорожно сглотнул.

— Так что же тебя удерживает? — Оксана подалась вперед, и он ощутил тепло ее дыхания. — Требуется немалая сила воли, чтобы продержаться рядом целые сутки и не поддаться искушению.

— Дело не в силе воли, а в моем страхе, — у Евгения вырвался сдавленный смешок. — Я же знаю, кто вы такая на самом деле.

— В данный момент я — стопроцентная женщина, — она приблизилась еще немного, и рубашка соскользнула с ее плеча, обнажив грудь, — все остальное неважно.

— Я… я так не могу! — журналист попытался отстраниться, но рука Оксаны обвила его шею и удержала на месте.

— Попытка к бегству? — насмешливо промурлыкала она, касаясь губами его уха. — И далеко собрался?

Евгений понял, что проиграл. Чертовски сложно сохранять волю к победе и продолжать биться, когда побеждать, по большому счету, нет никакого желания. Скорее наоборот.

От каждого прикосновения Оксаны он вздрагивал как от удара электрическим током. Ее бархатный голос обволакивал и лишал способности соображать. Теплые губы девушки скользнули по щеке Евгения, и она подарила ему долгий страстный поцелуй. Ее пальцы неспешно расстегнули пуговицы его рубашки.

Мягко толкнув его в грудь, Оксана повалила Евгения на кровать как безвольную тряпичную куклу. Она взмахнула рукой, загасив свечу, и в темноте журналист почувствовал на себе приятную тяжесть ее тела. Он осторожно, словно чего-то опасаясь, обнял девушку, лаская ее обнаженную спину своими подрагивающими от возбуждения руками, и над самым ухом услышал ее еле слышный шепот:

— Того, что будет дальше, тебе лучше не видеть.

А потом… потом для Евгения ничто уже не имело значения. Ни то, как тело Оксаны в его объятьях иногда судорожно вздрагивало и покрывалось жесткой шерстью. Ни то, как в его ухо то и дело впивались острые клыки, а его плечи царапали длинные когти. Ни то, как ее тяжелое дыхание временами переходило в глухой звериный рык. Ничто на свете более не имело для него ни малейшего значения…

Глава 18

Как только Кирилл шагнул в зал, дискуссия, глухой гул которой доносился из-за дверей, немедленно стихла.

Раньше в этом просторном помещении проводили балы, и пары кружили по лакированному паркету под звуки настоящего оркестра. Потом место оркестра занял патефон, а рояль, стыдливо прикрытый тряпичным чехлом, отправился на прикол в дальний угол, где и прозябал по сей день, вконец расстроенный и всеми забытый. И ему, можно сказать, еще повезло, поскольку патефон в конечном итоге вообще выбросили на свалку.

Теперь же в углах зала высились колонны дорогих акустических систем, и, хотя их поблескивающие бока покрывал такой же черный рояльный лак, музыка, которую они исполняли на эпизодических вечеринках, была бесконечно далека от былой утонченности.

Публика, собравшаяся здесь сейчас, также резко диссонировала с антикварным духом, пропитавшим лепные потолки и светло— бирюзовые стены. Их было примерно поровну, мужчин и женщин, все молодые, подтянутые. Некоторые были в строгих деловых костюмах, но большинство предпочитало казуальный стиль, и там, где, кокетливо обмахиваясь веерами, раньше сидели нарумяненные дамы в пышных платьях, ныне царили затянутые в облегающую джинсу соблазнительные попки. От любого другого обычного офисного сборища их отличало разве что подчеркнутое игнорирование какой-либо косметики и полное отсутствие в воздухе парфюмерных ароматов.

Помимо дискотек, зал также использовался для проведения крупных собраний, когда другие помещения оказывались неспособны вместить всех желающих. Сегодня, впрочем, без его услуг вполне можно было и обойтись. На нескольких стоящих у стен диванах, креслах и стульях сидело человек двадцать-двадцать пять, не больше. Ирена определенно переоценила свои силы.

Сама она стояла в центре, скрестив руки на груди, вздернув тощий подбородок и с вызовом глядя на Кирилла.

— Что обсуждаем? — вежливо осведомился он, неспешно приблизившись к ней.

— Ничего предосудительного.

— О! Я нисколько в этом не сомневаюсь, — Кирилл одобрительно затряс головой. — Но почему же тогда вы все вдруг так засмущались, когда я вошел?

— Я объявила Облаву, — голос Ирены скрипел, как несмазанное колесо телеги. Возможно потому, что она пыталась говорить, не раскрывая презрительно сжатых губ, — и мы согласовывали план действий. Тебе здесь делать нечего.

— Нет проблем! Я не буду вам мешать, — он обвел взглядом присутствующих. — Я всего лишь хотел убедиться, что все здесь присутствующие отдают себе отчет в том, во что они ввязываются.

— Угрозами ты ничего не добьешься! Не надейся помочь своей дочери, запугав нас!

— Оксана, кстати, и твоя дочь тоже.

— После того, как она убила Антона, она мне не дочь! Так что не пытайся нас остановить или отговорить, мы добьемся того, чтобы все Правила исполнялись неукоснительно и вне зависимости от того, кто их нарушил! Хоть она и твоя дочь, ты не имеешь права…

— Помолчи, Инанна! — раздраженно отмахнулся от нее Кирилл. — Прибереги свое красноречие для кого-нибудь более впечатлительного. Я пока еще Вожак, и имею право сказать. И я скажу!

Воцарилась полная тишина. Лицо Ирены покрылось красными пятнами. Тот факт, что ее публично назвали звериным именем, был равноценен пощечине, но она так и не нашлась, что ответить.

— Вы хотя бы представляете себе, что такое Облава? — продолжил директор питомника, сложив руки за спиной и неспешно прохаживаясь перед собравшимися. — Или