— Элси? — простонал он.

— Да?

— Тебе придется отогнать назад грузовик.

— Ничего страшного, — ответила я, хотя поездка на тяжелом грузовике по улицам Лос-Анджелеса не соответствовала моему представлению о хорошо проведенном времени.

— Ты… — начал он. — Тебе надо выезжать сейчас. Грузовик должен быть на месте через двадцать минут. Прости меня! Я не подумал о том, что ты так долго будешь искать ибупрофен.

Я вскочила и натянула брюки.

— Где ключи? — спросила я.

— На переднем сиденье.

— Куда ехать?

— Ланкершим и Риверсайд.

— Это в долине?

— Это был самый дешевый грузовик, который я смог найти! Я забрал его по дороге с работы домой.

— Ладно, ладно. Я уже ухожу. — Я чмокнула его в щеку. — Ты справишься здесь один?

— Со мной все будет в порядке. Можешь принести мне мой мобильный просто на всякий случай?

Я положила его телефон возле кровати и пошла к двери.

— Эй, — позвал Бен. — Ужин привезешь?

— Разумеется, привезу! — крикнула я в ответ. — Ты просто заноза в заднице.

СЕНТЯБРЬ

Сьюзен, как всегда великолепная, появилась на моем пороге рано утром в воскресенье. В руках она держала пакет с бейгелями, творог и пакет апельсинового сока. Под мышкой зажала сложенные картонные коробки.

— Я подумала, что нам не помешает перекусить, — объявила она, переступая порог.

— Замечательно, — оценила я и отнесла продукты в кухню. — Хотите бейгель сейчас? — крикнула я ей.

— Конечно. — Сьюзен вошла в кухню. Ее тихий голос прозвучал рядом со мной, он не был далеким и кричащим, как я ожидала.

Я положила два бейгеля в тостер, и мы с ней перешли в гостиную. Она оглядела комнату. Я могла сказать, что она определяет, какие вещи принадлежали Бену. Я догадывалась, что она делает это потому, что оценивает объем предстоящей работы, и потому, что эти вещи принадлежали ее умершему сыну.

Звякнул тостер. Я вытащила бейгели и обожгла подушечки пальцев. Разложив бейгели по тарелкам, я затрясла руками, надеясь смягчить боль. Я никогда не знала наверняка логику этого жеста, но он был инстинктивным, поэтому, возможно, это работало. Сьюзен посмотрела на меня и спросила, все ли у меня в порядке, и на мгновение мне показалось, что это мой шанс избавиться от предстоящего дела. Я могла сказать, что мне очень больно. Я могла сказать, что не смогу работать руками. Пальцы действительно все еще болели. Возможно, мне следовало бы пойти к врачу. Но потом я сообразила, что, когда я вернусь домой, вещи Бена все так же будут лежать передо мной.

— Я справлюсь, — ответила я. Мы налили апельсиновый сок в большие стаканы и сели за стол. Сьюзен спросила, с чего мы начнем, и я сказала:

— С гостиной. Мне нужно расчистить путь в спальню.

Пока мы ели, она пыталась вести светскую беседу, спрашивая о моей работе и моих друзьях, но мы обе могли думать только о том, что нам предстояло сделать. Мы испытали почти облегчение, когда доели. Наконец-то мы могли начать.

Сьюзен устроилась в гостиной и начала раскладывать коробки. У меня еще оставались те коробки, в которых Бен перевез ко мне вещи. С тех пор не прошло и пяти месяцев. Я схватила старые коробки и вернулась к Сьюзен в гостиную. Сделав глубокий вдох, я поставила перед собой коробку, отсоединила от сети игровую приставку Бена и положила ее в коробку.

— И-и-и продано! — пошутила я. Но Сьюзен восприняла это как крик о помощи. Она перестала раскладывать коробки и мягко заговорила со мной:

— Не спеши. У нас нет никакого расписания, кроме твоего собственного, ты же знаешь.

Я знала, знала. Она продолжала говорить:

— Ты уже подумала о том, где будешь хранить все эти вещи, или ты попытаешься что-то продать? Может быть, что-то раздашь?

Мне, честно говоря, не приходили в голову другие варианты, кроме хранения. Я представляла, что просто сложу все в коробки и уберу в стенной шкаф. Мысль о том, чтобы что-то отдать, расстаться с вещами Бена, была для меня непосильной.

— О! — Возможно, мне следовало к этому стремиться. Мне следовало надеяться, что однажды я смогу что-то отдать или продать. Когда-нибудь я это сделаю. — Может быть, нам стоит разделить вещи по категориям, пока мы их пакуем, — предложила я. — Часть коробок — на хранение, часть с теми вещами, которые можно отдать, и, возможно, коробки для мусора. То есть нет, не для мусора. Просто… для вещей, которые больше никому не пригодятся. Это не мусор. Если это принадлежало Бену, это не мусор.

— Эй, не будь так сурова к себе, — сказала Сьюзен. — Бен не слышит, что ты называешь его вещи мусором. И даже если бы он тебя слышал, это не имело бы значения.

Я не знала, почему это прозвучало для меня таким диссонансом, ведь я не верила, что Бен меня слышит. Я просто думала, что Сьюзен верила, будто Бен был тут, Бен был с нами.

— Вы не верите, что Бен…

— Здесь с нами? — чуть насмешливо закончила она и покачала головой. — Нет, не верю. Хотя мне бы хотелось. Для меня все стало бы намного проще. Но нет, если он совсем ушел, то его душа растворилась в космосе. Если же он был куда-то перенесен, если его душа и разум прошли через реинкарнацию или с ним произошло что-то другое, то я не думаю, что он остался бы на земле таким, каким он был. Я не чувствую… Это просто слова, которые люди говорят семьям жертв, понимаешь? «Эй, с ним все в порядке. Бен всегда с тобой».

— А вы не верите, что Бен с вами?

— Он со мной, потому что я люблю его и любила, и он живет в моих воспоминаниях. Память о нем со мной. Но нет, я не вижу, как Бен может быть здесь. После смерти Стивена я думала, что он, возможно, ночью лежит в кровати рядом со мной и смотрит на меня. Или, возможно, он стал всемогущей силой, которая присматривает за Беном и мной, но это не принесло никакой пользы. Потому что я просто в это не верила. Понимаешь? Ты веришь в это? Или мне следовало бы спросить, можешь ли ты в это поверить? Мне бы хотелось, чтобы я смогла.

Я покачала головой:

— Нет, я не думаю, что он меня слышит. И я не думаю, что он за мной наблюдает. Это милая идея. Когда мои мысли путешествуют, я иногда думаю: а что, если он слышит все сказанное мной, видит все сделанное мной? Но от этого я не чувствую себя лучше. Как только я начинаю думать о том, где он сейчас, я в конце концов сосредотачиваюсь на том, какими были его последние минуты. Знал ли он, что это его последние минуты? Что, если бы он тогда не вышел из дома? Что, если бы я не попросила его…

— О чем?

— Когда Бен умер, он выполнял мою просьбу, — призналась я Сьюзен. — Он поехал за «Фруктовыми камешками» для меня. — У меня было такое чувство, будто я опустила штангу. Сьюзен молчала.

— Это было признание? — уточнила она.