Вечером Неревен явился в женские покои. Там было полно разноцветных гостей, а самой Айлиль не было. Неревен сел в уголок на резной ларь. Ну и страна! Даже мебель не затем, чтобы человеку сидеть, а затем, чтобы что-то внутрь положить. В животе сидел морской еж, в голове – еж поменьше. Неревена в детстве мать охаживала вальком, но никто его так умело, как Кукушонок, не бил.

Заморский торговец Ванвейлен явился одним из первых, – приехал с дамбы, и спросил, словно у государя, как Неревен себя чувствует. Неревен насторожился: чего ему надо?

Тут чужеземец сообразил, что у комаров о здоровье не спрашивают, отошел и стал рассматривать стенную роспись – книгу для неграмотных. Подозвал Неревена и спросил:

– А что тут нарисовано?

Удивительно, как варвары не знают самых общеизвестных вещей!

– Это об одном небесном суде, – сказал Неревен, – а судятся трое: Михаран, сын Золотого Государя Ишевика, второй его сын Аттах и их сводный брат Бардид. Вот эти клейма на желтом фоне, – показал Неревен, – то, что произошло воистину. Вот оба брата в мире и согласии, и страна цветет золотыми яблоками. Вот наушник Бардид воспылал страстью к жене брата и клевещет на него перед государем. Вот государь, поверив клевете, обезглавил своего брата Аттаха. Вот он узнает все обстоятельства дела, велит наушника казнить, а жену покойного берет за себя. Вот он постится и молится, чтобы брат воскрес. Вот боги, услышав его молитвы, воскрешают Аттаха. Вот Аттах, воскресший, идет войной на брата и убивает его.

– Дело было такое запутанное, – продолжал Неревен, – что Парчовый Старец Бужва разбирал его двести лет. Видите, на красном фоне – это лжесвидетели. Вот один утверждает, будто Аттах и в самом деле злоумышлял против брата. Вот другой утверждает, будто государь Михаран сам польстился на чужую жену. А вот этот говорит, будто воскресший Аттах – на деле простой пастух. А вот это – взяткодатели и ходатаи. Вы главное на фон смотрите. То, что на желтом – это правда, а что на красном – выдумки.

– Гм, – сказал чужеземец. – Да, большой реализм. И что же постановил небесный суд?

– Негодяю и клеветнику Даваку – воплотиться в последнего государя предыдущей династии, выпить кровь и жир страны и умереть нехорошей смертью от рук того, кого он убил в предыдущей жизни. А двум братьям Михарану и Аттаху – стать братьями Ятуном и Амаром, и завоевать империю. Но так как Ятун был слабым государем, внимал наушникам – быть его уделу маленьким и проклятым. А так как Аттах, хоть и был справедливым государем, однако убил своего брата, – то и справедливость в империи восстановить не ему, а его сыну Иршахчану.

– Гм, – сказал чужеземец. – Слыхал я о судах, которые судят преступления, но чтоб суд постановлял, какие именно преступления должны совершиться в будущем…

Чужеземец не умел скрыть своей досады, как рак в кипятке, и нахальства у него было, как у Марбода Кукушонка, а глаза – глаза, как у столичного инспектора. Неревен подумал: «Он дикарь, а судит об истории, как Даттам или Арфарра. Для него, наверное, в истории бывают сильные и слабые государи, и не бывает государей прелюбодействующих, ревнующих, безумствующих и воскресающих. Он, наверное, думает, что история ходит как луна, по непреложным законам, как это думают Даттам и Арфарра. И получается, что не очень-то он умен, потому что даже лепешки не съешь без неожиданностей, а уж истории без неожиданностей не бывает.»

Наконец явилась королевская сестра Айлиль со служанками. Неревена усадили петь. Королевна похвалила песню, и еж из живота убежал, и небо стало мило, и земля хороша, и даже чужой мир – неплох. Разве пустили бы его в империи в женские улицы во дворце?

Девицы затормошили Неревена:

– Тебе паневу надеть – будешь как девушка!

Королевна разглядывала вышивку:

– Смешно: в империи мужчины, как женщины – даже вышивают.

Неревен стал объяснять, что так умеют вышивать только в их деревне, не узорами, а заветным письмом. Когда государь Аттах восстановил буквы и запретил иероглифы, старосты выхлопотали специальное постановление, что-де такой-то деревне дозволяется учить неисправные письмена для шитья оберегов и покровов во дворец.

Чужеземец, Ванвейлен, потянул к себе дымчатые ленты.

– А что же, – спросил он, – государь Аттах сделал с неисправными книгами? Сжег?

Неревен глядел, как чужеземец перебирает паучки и отвивные петли – и тут душа его задрожала, как яйцо на кончике рога. А ну как поймет?

– Как же могут быть старинные книги – неисправными? – удивился вежливо Неревен. – Книги были все правильные, только письмена неисправные. Государь Аттах сам лично следил за перепиской, чтобы ни одного слова не потратилось.

– Гениально, – с тоской почему-то сказал чужеземец, – зачем жечь старые книги, если можно запретить старый алфавит?

Королевна показывала гостям новые покои.

– А правда, – спросила она эконома Шавию, – что дворец государыни Касии в Небесном Городе – как восходящее солнце и изумрудная гора, как роса на лепестках лилии?

Шавия хитро прищурился.

– Спросите у королевского советника. Он-то там побывал, правда, недоволен остался.

Неревен вздрогнул. Арфарру сослали первый раз, когда он подал государю доклад о том, как строили государынин дворец. Доклад бродячим актерам понравился, а государя смутили злые люди.

– Королевский советник, – сказал другой монах-шакуник, управляющий Даттама, – не дворцом был недоволен, а самой государыней. Знаете, что он сказал? «Если женщина домогается власти, – это хуже, чем мятежник на троне. Оба должны думать не об общем благе, а об укреплении незаконной власти».

Но королевна неожиданно сухо возразила:

– Арфарра прав. Государыня Касия – говорят, простая мужичка. И ведьма. Ибо разве может мужичка обладать красотой, от которой падают города и царства?

Шавия прикусил язык.

Но за чаем со сластями собравшиеся глядели на Неревена и шептались, что королевский советник, видать, утром был у короля в опале.

– А правда, что господин Арфарра был наместником Иниссы? – спросил усатый, как креветка, граф Шеха у эконома.

Тот важно кивнул.

– А правда, что он – соученик нынешнего наследника престола, экзарха Варнарайна?

– Вот именно, – значительно сказал эконом Шавия, – император его сослал, наследник его прогнал, – а король его в почете держит.

«Ах ты, тыква с требухой, и глаза твои скользкие, как тыквенные семечки, и душа такая же!» – мысленно воскликнул Неревен.

– Нет, – сказала одна из девушек, – он все-таки большой чародей. А какие хоромы построил!